– Я сваляла дурака. Извини.

– Нет, не убегай. Этот разговор многое для меня прояснил. Теперь-то я понимаю, почему с тех самых пор, как мы сюда приехали, ты фыркаешь и иронизируешь и чуть ли не свернула себе нос в попытках задрать его как можно выше всякий раз при виде меня, и почему тебя передергивает, когда я разговариваю с Бет или Джесси, и почему ты бросаешь косые взгляды в мою сторону, как только я пытаюсь пошутить. Я должна поблагодарить тебя. Ты нашла для меня разгадку настоящей тайны. Теперь я понимаю, что тобой двигало не чувство превосходства. Итак, послушай, что я скажу. Даже в сверхпрочном гондоне с головы до пят я бы к Джеймсу и на милю не подошла. И подумать только, я ведь затеяла этот разговор, чтобы спросить, не можем ли мы стать друзьями.

Сабина выскользнула за дверь, ее щеки пылали.

– Мне очень жарко, – пожаловалась Джесси.

– Это твоя английская половинка, – сказала Бет. – Патрис сказал, что англичане весь день только и делают, что разговаривают о погоде.

Об этом Джесси кое-что знала.

– Тут дело вот в чем. Когда мы беседуем о погоде, на самом деле мы обсуждаем что-то более существенное.

Бет выглядела озадаченной, поэтому Джесси напустила на себя такой вид, какой могла бы принять ее наставница, собираясь поделиться с ней какими-нибудь новыми важными сведениями. Джесси находилась под таким впечатлением от нее, что приняла решение: самой сделаться наставницей. Хотя ей было велено не болтать попусту языком, Джесси требовался ученик, на котором можно было бы потренироваться, и поэтому она решила стать наставницей для Бет.

– Ну да? – Бет сморщила носик.

– Когда люди рассуждают о погоде, на самом деле они говорят о том, как себя чувствуют. Но они не всегда это сознают. Когда они восторгаются: «Какой чудесный день!» – они подразумевают: «Сейчас я счастлив». Когда сообщают: «На улице подмораживает», – имеют в виду: «Как я рад, что нахожусь в теплом доме». А если они говорят: «Похоже на то, что погода меняется», – это означает: «Опасаюсь, что вскоре у меня будут неприятности».

– А кто говорит, что вскоре у него будут неприятности? – заинтересовалась Бет. – Я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь так говорил.

– Не в этом дело.

– Кто говорит?

Джесси едва не выпалила имя своей руководительницы. Нельзя же все говорить начистоту, если наставляешь какую-нибудь глупышку вроде Бет. Вместо этого она сказала:

– Вырастешь – узнаешь.

Однако Бет не была удовлетворена объяснением.

– А тогда почему они так говорят? Разве нельзя сказать просто: «Солнышко светит, а мне все равно грустно»?

– Нет, ведь ты можешь быть счастливой, даже если идет снег. Ну, как будто так принято разговаривать.

Во всяком случае, Джесси считала, что именно такое объяснение получила она сама. Сейчас, когда она пыталась донести эту мысль до разума Бет, у нее получилось не вполне внятно. Она на минуту задумалась. Ей казалось, что должен существовать некий особый язык, который людям следует изучать: способ высказывать те же самые мысли, но другими словами. Джесси приобщалась к французскому языку с того дня, когда мать стала кормить ее грудью, и это знание пришло к ребенку самым естественным образом. В отличие от нее, другие дети постигали язык в школе посредством каждодневной зубрежки. Языку погоды, по ее собственному мнению, она научилась, сидя на коленях у матери, и вот по этой причине Бет не могла воспользоваться понятиями и выражениями другого языка.

– Глупость какая-то, – заключила Бет.

Если бы в доме был другой ученик, которому пошли бы на пользу уроки Джесси, она немедленно выставила бы Бет из своего класса.

– Тебе получше? – спросил Мэтт у Крисси, когда она вышла из дома.

– Гораздо лучше. – К вечеру жара спала, и из долины повеял легкий ветерок, разгоняя дневное оцепенение.

– Крисси! – закричала Бет, подбежав к ней и дергая ее за руку. – Идем с нами играть! Мы собираемся играть в кукурузе! – Бет была возбуждена сверх меры. Ее глаза блестели от предвкушения, она подпрыгивала на месте.

Крисси взглянула на дальний конец луга, где у границы кукурузного поля уже находились Джеймс, Рейчел и Джесси. Несмотря на отсутствие энтузиазма, они были мобилизованы ради игры с Бет.

– Самое главное – чтобы нас фермер не поймал, – прошептала Бет, подводя Крисси и Мэтта к остальным. Вид у Мэтта был несколько неуверенным.

Только Сабина, единственная из всех, смогла оказать сопротивление.

– Не заходите слишком далеко в кукурузу! – крикнула она им вслед. В ее голосе едва слышался оттенок какой-то иррациональной, не определяемой словами тревоги.

– Мы играем в лису и собаку, – объяснила Рейчел. – Каждый игрок будет лисой, которая прячется в кукурузе, а кто-нибудь один – собакой.

– Я, я, я! – воскликнула Бет.

– А когда какую-нибудь лису поймают, она становится собакой, пока не останется только одна, самая последняя лиса.

– Ладно, пошли, – сказал Джеймс, исчезая в кукурузе. Джесси, Мэтт и Крисси последовали за ним.

– Все в порядке, Бет, – объявила Рейчел, – сосчитай до ста и начинай искать. Если потеряешься – кричи.

– Я не потеряюсь, – с негодованием заявила Бет.

Рейчел прокралась в кукурузную чащу и присела за толстым высохшим стеблем. В борьбе за пространство мало найдется растений, способных выдержать соревнование с ненасытной кукурузой, притом что земля у основания стеблей была затвердевшей, растрескавшейся и сухой. Лишь тускло-зеленые лучи просачивались под покачивающиеся початки, и почти никакие звуки не доходили сюда снаружи, кроме зловещего шороха, когда слабые дуновения низового ветра шевелили и перебирали широкие листья, похожие на пергамент. Рейчел прислушалась. Голос Бет, честно отсчитывающей числа, вначале громкий, теперь, казалось, доносился издалека. Вот послышался быстрый шелест: кто-то из игроков, спрятавшихся по соседству, сменил позу. И снова все стихло.

Дыхание Рейчел начало успокаиваться. Проникающий сверху свет казался размытым, зеленовато-горчичным маревом. Это место среди зарослей кукурузы порождало недобрые предчувствия; ветерки заговорщически перешептывались между собой, навевая необъяснимую тоску и внушая странное ощущение, что где-то рядом спрятан мир безмолвных призраков и через этот мир здесь проложен узкий и трудный путь между стеблями. Несколько раз ей чудилось, что к ней кто-то приближается – иногда сзади, а иногда спереди, – но, быстро оглядевшись, Рейчел видела те же стебли, и ничего больше.

Она почувствовала облегчение, услышав неподалеку чей-то вскрик: как видно, «собака» Бет кого-то поймала. Скорчившись в полутени, стараясь подавить растущее беспокойство, она надеялась, что скоро ее тоже поймают. Вот за спиной зашелестели листья, чье-то дыхание коснулось шеи, и две руки обняли ее сзади. Мужские ладони легли на грудь Рейчел. Она узнала эти руки.