— Андреевич, можешь доброе дело сделать? — кричал я в трубку, как оперный певец на издыхании. — У меня там девушка на дереве застряла, помоги, а? Нет, в ней не сто килограмм, она высоты боится. Почему полезла? Короче, долго объяснять. Лестницу в зубы и дуй в парк возле нашего дома. Будь человеком, прошу!

Андреич — тренер по баскетболу, мировой мужик, по совместительству — мой сосед. Его преимущество — работает в трёх шагах от злополучного парка, куда дети гулять ходят.

После разговора с ним мне значительно полегчало, но не заставило притормозить. Я забыл, когда бегал просто так. Не на беговой дорожке или трусцой от инфаркта, а вот так, как сейчас — перемахивая через бордюры, пропуская по две ступеньке. Да я чуть шею себе не свернул!

Где моя «футбольная команда», я понял сразу: под дубом собралась толпа. Анька сидела на ветке, как нахохлившийся попугай. Андреевич лестницу притянул, но пристроить её поближе к Аньке не получилось, а Варикова, судя по всему, присела конкретно и боялась пошевелиться. Лицо у неё — только сдаваться врагу. Можно использовать вместо белого флага. Капитуляция — крупными буквами на лбу написано.

— Ещё раз! Слушай мою команду! — надрывается Андреич. Голос у него что надо, как и положено тренеру. Орёт — мёртвого поднять способен. — Тебе только дотянуться, зайка! Одно движение! Ну, же!

Анька кивала, как конь, соглашаясь на всё, но с места не двигалась.

— Разойдитесь всё! — крикнул я, но только вызвал новое оживление в рядах зевак.

— Папа! — крикнул Ромка и кинулся мне в ноги. — Это из-за меня всё-о-о! — рыдал мой сын, размазывая слёзы по щекам.

— Да перестань, этого змея мог упустить кто угодно, — взъерошил я сыну волосы и подмигнул. — Щас мы Аню спасём и пойдём пиццу есть.

— Пицца! Пицца! — захлопала в ладоши бабуля, будто её голодом морили и как Кощея Бессмертного на цепи в подвале держали, не давая есть и пить тысячу лет в обед.

— Привет, Дим, — поздоровалась Ирка, Анькина сестра.

Она как наседка — крыльями детей прикрывает. Ромку прижала к себе, рядом девчушка веселится, бантиком помахивая, как собачонка — хвостиком.

Мишка брови хмурит, но вижу: переживает, хоть и пытается сделать вид, что его весь этот балаган не касается. Нос у моего старшенького подозрительно распух и кровавые разводы красноречиво намекают на то, что Мишка снова куда-то влез с очередной дракой. Но с этим я разберусь позже. Сейчас главное — Аньку с насеста снять.

— Надо было по лестнице подняться, — упрекнул я Андреевича, снимая пиджак.

— Дык поднимался я, — оправдывается бравый спортсмен, — упёрлась, как ослица, ни туда и ни сюда. Легче, ей богу, бабу в сто килограмм с места сдвинуть. Точно ты сказал: застряла. Я уж хотел МЧС вызвать, но решил тебя дождаться.

— Ладно, разберёмся, — крутнул я шеей и полез по лестнице вверх.

— Давай, Дмитрий, покажи, что мы не лыком шиты! — скандировала бабуля, сложив руки рупором.

Селена Исаевна страдальчески закатывала глаза и что-то там нюхала. Надеюсь, не запретные вещества. Подозреваю, нашатырь, но как бы в обморок падать никто не собирался, поэтому я всё же надеялся, что она больше для понту красуется, изображая всемирную скорбь.

— Ань, — позвал я Варикову, как только до неё добрался, — посмотри на меня. Анька подняла глаза, полные ужаса и отчаяния.

— Дима, — промычала, почти не разжимая губ.

— Я, Ань, я. Смотри на меня, ладно?

Она и так смотрела. Дышала поверхностно. Кожа бледная.

— Ты мне веришь, Ань?

— Не знаю, — здо́рово, ага. Очень вдохновляет, но зато честно.

— Ты всегда мне доверяла. Давай руку. Будем вниз спускаться. В пиццерию пойдём. Я тебя сегодня пораньше отпущу, честно. Давай, родная, просто верь мне, и всё будет хорошо.

Не знаю, что сработало, — голос мой спокойный или слова. Только Анька глаза прикрыла, подышала, затем всё пошло́, как надо. Смотрела на меня во все глаза и руку протянула. А потом и от ветки отклеилась.

Когда она на лестницу с моей помощью перебралась, я прижал её к себе так, что думал — раздавлю.

— Никогда больше так не делай, слышишь? — попросил я, понимая, что меня отпустило наконец-то. Дикое напряжение ушло. Ноги ватные. А надо ещё назад слезть. Доблестно. Чтобы никто не догадался, что несколько минут я испытывал жуткий страх. — Лучше мне позвони, а мы вместе решим любую проблему, хорошо?

— Хорошо, Дим, — сказала моя покладистая зайка. — Давай вниз уже, что ли. А то, боюсь, запас храбрости почти на нуле.

И мы шаг за шагом спустились. А там моя Анька подошла к чужому мальчишке и вручила ему злосчастного змеёныша.

— На, держи, свой подарок от папы.

Пацан прижал к груди змея так, будто Анька жизнь дорогому человеку спасла.

— Пойдём уже! — дёрнула мальчишку за руку крашеная мегера. — Хватит, нагулялись! Лучше бы деньги взяли и давно ушли!

— Спасибо! — помахал Аньке пухлой ладошкой мальчик.

Я видел, как в её глазах сверкнули слёзы. А потом она села на землю и прижала ноги к груди.

— Всё, Бобик сдох, — сказала она и кудрявой башкой в колени — бух!

— Какой Бобик? — испуганно спросил Ромка.

— Никакой, — успокоил его я, улыбаясь. Главное — спокойствие, всё остальное — потом. — Это Аня шутит так.

А затем я взял Аньку на руки, прижал к себе покрепче и скомандовал своей шумной орде:

— Ну что, по машинам? Пиццерия, как и обещал. Ира, поможешь? Надо бабулю с Селеной Исаевной подбросить.

Ирка смотрела на меня снизу вверх и обратно. Мерила взглядом, прищурив глаза.

— Конечно, помогу, — сказала сладенько. — Ты только Аню не потеряй, ладно?

Уколола, ежиха. Намекнула на прошлое. Ладно, с этим мы тоже разберёмся, а то что-то дела минувших дней слишком давить на мозг стали. Да и не мудрено: пропажа моя объявилась. Пора бы и задать самый главный вопрос, как сделала Муму в дурацком анекдоте: «Почто?»

Боюсь только, не ответит. По крайней мере, сейчас — точно.

Анна

Он нёс меня на руках, как боевое знамя — гордо и легко. А ещё — бережно. Я куталась в его тепло, нежилась в его руках, уткнувшись лицом в плечо.

Не хотела смотреть по сторонам. Не хотела оглядываться и встречаться взглядом с мальчишками или бабульками. А больше всего — с сестрой.

Не могу сказать, что мне было хорошо. Я напоминала себе медузу — сопли без костей. Мне не нужна была пицца — я б лучше спряталась куда-нибудь. Можно на кровать, а можно под кровать, лишь бы одеялком накрыли и по голове погладили.

Больше никаких деревьев, никогда! Я не обезьяна, деградации не подлежу, ловкость с годами ухудшается, а фобии никуда не деваются.