так что давайте ребятки, если больше нечего сказать, то прошу на выход.

И он пошел к своему столу, начав собирать тетрадки в сумку, при этом бурча себе под нос:

– Черти что, творится, поработать не дают спокойно, ни дома, ни на работе, никакого спокойствия нет.

Я поняла, что нужно не молчать, нужно говорить иначе, иначе все зря, и он сейчас уйдет. И начала просто говорить, что приходит в голову:

– Вы не можете все вот так вот оставить. Она же еще ребенок, я не за Олеську прошу, пожалуйста, просто сходите к ним в гости. Вы же там только один раз были три года назад, когда Андрей только женился, на кухне за столом посидели и ушли, вы же не знаете, как они живут, у ребенка только одна игрушка, и то, она ее прячет, чтобы Андрей ее не выкинул. Он ей даже рисовать запрещает. А Олеся вся в синяках постоянно ходит.

Он прекратил собираться, демонстративно поднял голову, посмотрел на потолок, и застонал.

– Барышня, может, хватит уже! Откуда вы все это взяли, а? Вот же молодежь со своей неуемной фантазией! На придумывают, на придумывают, и сами себе ведь верят.

– Она правду говорит! Ей сны снятся! – Лешка опять подал голос, но, кажется, на этот раз его фраза все испортила.

Валерий Александрович начал хохотать.

– Боже… боже мой, да вы же сумасшедшие оба, и с кем я разговариваю…только?

– Я не сумасшедшая, я про вас все знаю! И про вашу жизнь, и про вашу Веру, и то, что вы с ней встречаетесь! – я кричала громко, чтобы он услышал и прекратил смеяться, – уже два года, как! И от жены собрались уходить. И знаю, когда вы поженились, это было двадцать пять лет назад, Она Андреем забеременела, но вы ее любили тогда, потом любовь ушла. Еще про ваши махинации знаю. Про институт, что вы там, на девчонок спорили. А в школе Веру Ситневу любили, а она в аварии погибла. И ваша Верочка на нее очень похожа, вот вы ее и заприметили.

Я еще что-то рассказывала, просто все что помнила, все, что в голове всплывало, разные случаи из его жизни. И про мать, что в сумасшедшем доме умерла, и про отца, которого он ненавидел с детства и уже десять лет с ним не разговаривает. В конце моей тирады я увидела, что Валерий уже не стоял, он сидел, а на лице у него был шок.

– Сон говоришь, приснился? – прошептал он, уставившись на меня, как на восьмое чудо света.

– Сон. – прохрипела я, так как в горле уже запершило от такого длинного монолога.

– Ты ясновидящая что ли? Будущее предсказываешь?

– Нет, я будущее не знаю, только прошлое и настоящее, немного.

Говорить уже не хотелось, из меня словно весь воздух выпустили, устала, если сейчас не поверил, дальше уже и не знаю, что делать…

Валерий еще какое-то время молчал, может еще минут пять или десять, просто сидел, уставившись на меня. А я на него. Лешка молча стоял у двери.

– Это просто не вероятно! – наконец отмер Валерий, – да это же… Как? Неужели, просто сон?

– Не просто, я будто вами была, и чувствовала все, что вы чувствовали и все ваши мысли, и память, все … Не знаю, как объяснить, мне самой все это в новинку. Вон Лешку тоже во сне видела.

Он перевел взгляд на парня, тот кивнул.

– Так чего же ты хочешь?

Блин! Вот, опять двадцать пять! Сколько можно одно и то же спрашивать! Сил громко говорить не было, поэтому пришлось практически шептать.

– Сходите к своему сыну и посмотрите на его семью, как они живут, мне плевать на Олесю, она взрослый человек, она еще может сама за себя постоять, но Лена! Вы должны увидеть в каких условиях живет ребенок, и изменить эти условия! Больше мне ничего от вас не нужно.

Он смотрел на меня, как на полоумную.

– Ничего? Только посмотреть, как живет ребенок и все? Даже денег не нужно?

– Каких денег, вы о чем? – я растерялась от его рассуждений.

Боже, о чем он?

– Ну как же, ты знаешь про меня всю подноготную, пришла шантажировать, чего тебе нужно не юли. Денег, я могу дать, сколько? – он вытащил кошелек и начал в нем рыться и доставать купюры.

А я вдруг поняла, что у меня ничего не получилось, что не смогу спасти ребенка. Что все, что я сказала, все зря, стало только хуже, теперь меня еще и в шантаже обвиняют.

– Тоня, идем отсюда, это все бесполезно. Может быть в полицию сходить?

Я уже не смотрела на Валерия, встала и пошла к Лешке. С ним все ясно, и говорить бесполезно, и вообще затея была изначально провальная.

– И что мы им скажем?

– Что проходили мимо, увидели в окно, что отец бьет ребенка и жену, они же обязаны проверить.

– Стойте!

Я уже и забыла про то, что рядом кто-то есть. Обернулась удивленно.

– Я узнаю, то, что вы попросили, только пообещайте, что мы больше не встретимся?

– Обещаем, но вы должны сообщить нам, о том, что вы сделали для ребенка, – за меня деловито ответил Лешка. Я бы даже не догадалась.

– Хорошо, вот мой номер.

– Не надо, я знаю ваш номер, – отмахнулась я.

На лице Валерия появился страх, а я поежилась, неприятно, когда тебя кто-то боится.

– Мы вам завтра перезвоним, – бросил Лешка и, взяв меня за руку, повел на выход.

– Как думаешь, он поможет ребенку? – устало спрашиваю у Лешки, как будто у него есть все ответы на вопросы.

– Не знаю, в любом случае завтра позвоним, узнаем, ты куда сейчас?

– Не знаю, сейчас подумаю, – вздохнула я.

Все планы из головы стерлись, и сил, словно не стало. Но тревога с души не ушла, а увеличилась. Неужели Валерий меня обманул? Неужели не захочет помочь малышке? В любом случае, как сказал Лешка, завтра узнаю.

Взяла телефон и увидела десять не принятых от Игоря, и не одного звонка от Егора. Как представила, что будет, если сейчас позвонить брату, на душе кошки заскребли. Сколько всего он сейчас скажет? Боже, я с ним всего два дня, а он уже мне все нервы вымотал. Может девочек из "универа" домой привести, вдруг одну из них выберет? От меня со своей гипертрофированной опекой отстанет? Ладно, потом решу, сначала надо узнать, что с Егором. Но трубку взял не он.

– Алло? – ответил мне уставший женский тихий голос.

Я растерялась, может не