Боров судорожно закивал, а носатый незнакомец, проскрипел уже мне, видимо, забыв переключиться:

– Hey you, are you the one called Preacher?! [Ответь, это ты Священник?!]

Как-то странно допрос протекает – я думал, что речь о моём побеге пойдёт, а пока про него ни слова не спросили. Что ещё за священник?! Может, у них внутренний устав запрещает священнослужителей на органы разбирать, вот и перестраховываются?

– Отвечай!

Крест решил ускорить мой мыслительный процесс, и от души заехал в печень.

– Я не причер… суки… – Просипел я, скорчившись от боли. – Никто ваши грехи не отпустит…

Надзиратель замахнулся было вновь, но толстяк резким окриком остановил его, и, как ни странно, мур его беспрекословно послушался.

– Значит, ты не он, – почему-то в скрипучем голосе внешника мне послышалось злорадство. – Ты уверен?

– Я в церкви в последний раз года три назад был вообще-то.

– Значит, это не ты?

Носатый брюнет развернул ко мне экран, на котором была изображена чья-то цветная фотография. Хотя, почему чья-то – моя собственная. Вот только…

На ней был не я. Мне на осознание этого факта понадобилось целых две секунды – затылок начало не к месту свербить, возвещая о том, что ответка от несанкционированных проникновений в чужое измерение вот-вот прилетит. А ведь только что-то интересное началось, да чего ж не вовремя…

Человек на снимке походил на меня как две капли воды, но это если сильно не присматриваться. А так отличий вполне себе хватало – причёска не та, да и чёрных рубашек у меня в гардеробе отродясь не водилось. Лицо холёное – ни следа болезни, а вот на щеках двухнедельная щетина. Что за бред?! Я и в гроб с собой бритвенный станок захвачу, а этому типу растительность на лице явно не мешает. Вон, какая ухоженная, так ровно у меня она сама по себе не растёт – тут электробритвой поработали.

Фоном служила обычная кирпичная стена, ничего такого, за что мог бы зацепился взгляд. Смотрел двойник не в фокус, губы чуть приоткрыты. Видно, собирался вот-вот что-то сказать, из чего я сделал простой вывод – на фото он не позировал, возможно, съёмка была скрытой.

– Ну что, будешь всё отрицать? – проскрипел внешник.

Вот чёрт, расспросить бы его, кто изображён на снимке, да уже поздно. Затылок саднило вовсю, больше медлить нельзя.

– Аз есмь царь, а не Бунша какой, – голосом Ивана Васильевича из одноимённой комедии ответил я.

И сомкнул веки.

Мир вокруг, подчиняясь моей воле, превратился в прозрачное стекло, подсвеченное алым пожаром, бушующим вокруг. Глаз было столько, что они сливались друг с другом в одно сплошное свечение – и все они жаждали отыскать наглеца, посмевшего заглянуть куда не следовало. Назойливые внешники, как и надзиратель, исчезли, превратившись в бесплотные сгустки темноты, хорошо различимые при такой яркой иллюминации. Что уж говорить – я и сам стал тенью, на которую по недоразумению нацепили какие-то жалкие браслеты. Можно ли ими удержать воздух? Вряд ли.

Я осторожно повёл руками. Движения здесь нужно вымерять до миллиметра – мало того, что двигаешься, будто в застывшем холодце, так и сил самый простой жест отбирает столько, будто час в спортзале провёл.

С наручниками оказалось проще всего – достаточно было подтянуть руку к себе, как металлическое кольцо, потеряв опору, упало на стол. За ним последовал медицинский браслет-напульсник, который я просто стряхнул на пол. Не зря же на мотках капилляра столько тренировался.

Ну вот, полдела сделано, дальше – труднее. Я встал из-за стола и, превозмогая боль, рвущую мышцы на куски, сделал шаг назад. А вот и Крест, точнее – то, что от него в этом мире осталось. Стеклянная дубинка-шокер, прозрачный пистолет, кое-какая мелочь в карманах, и, в общем-то, всё. Странно, что сама одежда была почти не видна. Может, дело в разнице температур?

Понимая, что ещё секунда, и меня выплюнет отсюда без всякой помощи, я потянул шокер к себе. Это тоже требовало усилия – без предельной концентрации бесплотная ладонь просто пройдёт через прорезиненную рукоять насквозь. А мне сейчас дубинка ой как пригодится.

Подчиняясь моей воле, она нехотя выскользнула из крепления. Есть, успел!

Я с негромким хлопком материализовался за спиной у ничего не понимающего надзирателя, выпученными глазами уставившегося на пустой стул, где оседала больничная пижама, не пожелавшая двигаться со мной в стеклянной изнанке этого мира. Не веря тому, что он видит, Крест осторожно водил рукой над тем местом, где я только что сидел, и естественно, его ладонь не встретила никакого сопротивления.

Не там ищешь меня, урод.

– Сюрприз, мазафака!

Шокер очень удачно получилось направить в область шеи, хотя руки после нырка дрожали куда сильнее прежнего. Полыхнула электрическая вспышка, и мур, так и не успевший ничего понять, осел на пол. Тоскливо запахло общественным туалетом.

Ба, да у кого-то слабый сфинктер!

Внешники, до того застывшие каменными изваяниями, вскочили с кресел, причём боров умудрился его опрокинуть. Соглашусь – вид голого мужика с шокером кого хочешь деморализует, особенно когда он появляется как бы из ниоткуда.

От их ошарашенного вида стало немного полегче, а то в один момент показалось, что от накатившей слабости я того и гляди хлопнусь в обморок.

– Oh my God! [– О мой бог!] – тоненько взвизгнул толстяк.

– Сам ты гад, морда пиндосская, – оскалился я и склонился над бесчувственным телом.

Первым делом – инъектор. Какое-никакое, но дистанционное оружие, с моим самочувствием одной дубинкой не отмахнёшься. А на втором месте уже шла одежда. Нет, не моя опостылевшая пижама, а вот этот чуть испачканный сизый комбинезон, благо с Крестом мы практически одной комплекции.

Не зря же я его столько драконил, чтобы при одном моём виде у него настроение падало.

Брюнет, тихо выматерившись по-своему, активировал было гарнитуру, чтобы предупредить всех о моём освобождении из-под стражи, но тут здание едва ощутимо вздрогнуло. И спустя какие-то доли мгновения изо всех динамиков по барабанным перепонкам ударил пронзительный вой сирены.

– Внимание персоналу, на объект напали! – возвестил интерком на обоих языках по очереди, и пол под ногами снова дрогнул, уже несколько раз подряд.

Похоже, это взрывы снарядов. Значит, уже понеслось.

Сообразительный внешник дернулся было к выходу из своей части допросной, но у него на руке повис истошно верещащий толстяк. Правильно сидите лучше тут, вы же без костюмов своих дурацких. А вдруг снаружи разгерметизация?

Брюнет, грязно ругаясь, стряхнул с себя напарника, но наружу не пошёл, а начал речитативом надиктовывать что-то в микрофон гарнитуры, косясь на меня злобным взглядом через стекло. Ну да, близок локоть, а хрен укусишь. Понимаю.