оружие, документы, подсумки, ранцы, часы и возвращаемся в окоп!

Тут же пересчитал оставшихся на ногах красноармейцев — тринадцать боевых единиц, не считая меня. Карпенко живой, а вот Гладкова не видно, будет жаль, если погиб, да мне всех бойцов жаль, ведь численность первого взвода ещё сегодня утром составляла пятьдесят семь человек. И вот что осталось — ни командира взвода, ни сержантов, и солдат полтора десятка не наберется. А ведь со мной пришло на подмогу ещё шестнадцать бойцов. Но, как бы хреново ни было, а жизнь пока продолжается, и война продолжается, поэтому надо делом заниматься, а не слёзы лить.

Я жестом подозвал ближайших ко мне двух бойцов.

— Красноармеец Иванов! Красноармеец Тихонов! — представились те по уставу.

— Иванов, смотри, там в сотне метров, — я махнул рукой, показывая направление, — немецкий пулемет, ползи туда и тащи его сюда вместе с патронами и лентами, а вон там, Тихонов, убитый немецкий снайпер, и ты должен доставить его винтовку и патроны. Да, и пистолеты там у всех заберите. Вперед! — бойцы легли на землю и ползком направились в указанных мной направлениях. Проводив их взглядом, я подобрал свои наган и пистолет, после чего забрался в танк, выбросил из него труп мехвода и завел.

— Давайте забрасывайте на корму ранцы и оружие, вы вчетвером забирайтесь сюда и машите руками, чтобы нас свои не подстрелили. Остальные тоже быстро отсюда уходите, скоро немцы опять начнут артиллерией крыть. Карпенко, командуй!

— Есть!

Убедившись, что приказы выполняются, а на корме танка устроились красноармейцы с кучей трофеев, дал по газам. Сделав остановку у окопов, приказал бойцам сгрузить трофеи, а двоим и дальше оставаться на броне и махать руками, чтобы было видно что это свои. Потом я вновь набрал скорость и направил танк к штабу батальона. Моё прибытие было встречено радостными возгласами многочисленных раненных бойцов, расположившихся вокруг штабных землянок. Остановившись, я выбрался из люка, отчего восхищенный гул толпы усилился — форма на мне была залита вражеской кровью и порвана во многих местах. В это время к трофейному танку подошел начштаба Гусев.

— Ковалёв, ты опять с трофеями, — он безрадостно констатировал моё прибытие и пожал руку.

— Да, немцы убежали, тачку оставили, вот мы и подобрали.

Гусев кивнул и, махнув мне, чтобы я шел за ним, направился в землянку, там начштаба сел за стол, вытащил из ящика бутылку водки и наполнил до половины два граненых стакана, один из которых протянул мне:

— Помянем!

Я взял стакан и мы стоя, не чокаясь, выпили, после чего Гусев сел, вытащил из ящика буханку хлеба и шмат сала, которые быстро нарезал крупными кусками. Неплохо, а то я было подумал, что придется пить натощак. Пару минут мы молчали, поглощая нехитрую закуску, а затем старлей, закурив папиросу, спросил:

— У тебя как?

— Плохо, первый взвод практически в ноль, пришлось в рукопашную идти, Степашов убит, второй и третий пока не знаю, надо было танк отогнать, пока немцы его не сожгли, но у них должно быть получше.

— В батальоне тоже дело дрянь. Тарасов ранен, Вязовский убит. Такие вот дела — первая рота побежала с позиций, почти вся, — Гусев хлопнул ладонью по столу, крепко выматерился, и продолжил, — Командиры да комсомольцы в ячейках на позиции остались, бились до последнего и все там полегли. А Тарасов, как увидел этих козлов бегущих, взял тыловиков, ездовых, ну и меня с Вязовским, конечно. Рванули мы им навстречу, кое-как остановили и в контратаку пошли, а немцы нас из пулеметов встретили чуть ли не в упор, пришлось залечь, думал, все, хана, но тут наши батальонные минометчики врезали по немцам, хоть мы и рядом были. А потом фашисты стали отходить по всему фронту. Видно, поняли, что не прорвутся. От первой роты человек пятьдесят осталось и ни одного командира. Да около двадцати мерзавцев разбежалось, как поймают, надо будет перед строем показательно расстрелять.

Он помолчал, докуривая папиросу, и перешел к делу:

— Давай, дуй в роту, разберись с потерями и отправь ко мне кого-то из командиров взводов со списком погибших и твоим рапортом, будет извещения писать, а мне надо комдиву доклад готовить. Да, твой старшина погиб, подыщи кого-нибудь на его место, всё, иди.

— Есть!

Чтобы безопасно вернуться на позиции роты, сначала пришлось двести метров ползти на пузе, пока не добрался до недокопанного хода сообщения, по которому и вернулся в расположение второго взвода, сразу погрузившись в организационные проблемы. Помимо составления рапорта о боевых действиях, учета раненых и погибших, мне предстояло по сути с нуля сформировать первый взвод, подобрать замену старшине (плакали теперь мои планы насчет полевой формы), найти нового снайпера, организовать работу по доработке окопов и дальнейшему рытью ходов сообщения. Так и крутился как белка в колесе, но днем, решив первоочередные задачи, и чувствуя, что голова уже совсем не соображает от усталости и недосыпа, завалился спать на пару часов, разрешив отдохнуть и бойцам, свободным от рытья траншей и караулов. Около четырех часов пополудни, когда ход сообщения прорыли еще на сотню метров, я отправил красноармейцев за обедом, вместе с которым принесли и «наркомовские сто грамм» на всю роту. Хоть какая-то радость для солдат, которые сегодня приняли свой первый бой, потеряли товарищей и поняли, что шансов дожить до победы при таких раскладах у них очень мало. После всех подсчетов оказалось, что в моем подразделении погибло двадцать семь человек, сорок четыре госпитализировано с ранениями, ещё четверо пропали без вести, причем только двое из первого взвода, которые могли неучтенными погибнуть в контратаке, но куда пропали двое бойцов из третьего взвода вообще непонятно, мистика. Итого в моем распоряжении осталось сто пятнадцать бойцов. Немало, но такими темпами через три-четыре боя роты не будет, совсем не будет.

Когда начало темнеть, я отправил с каждого взвода по одному отделению на нейтральную полосу, чтобы собрали трофеи, сожгли поврежденную самоходку и сделали засаду против немцев, которые могли попытаться собрать жетоны своих погибших. Напротив первого взвода большая часть трофеев уже собрана, но там надо было поискать пропавших бойцов и взять сапоги — во время утреннего боя совсем не было времени на снимание обуви с трупов, а у меня две трети роты в ботинках с обмотками. Потом накрутил хвосты командирам взводов и сержантам, чтобы контролировали караулы и, выпив свою порцию «наркомовских», завалился на боковую.

Спалось хорошо, никакой стрельбы ночью не было — немцы не осмелились приближаться к нашим позициям. Поэтому утром после завтрака я отправился в штаб батальона