Тварь она! Позорная тварь…

Сева блеснул своей мужской силой, но Нина лишь еще больше возненавидела его за это. Но еще больше она проклинала саму себя за то, что получила дикое удовольствие.

Да, она – мразь, и нет ей прощения…

Нина с трудом поднялась, собрала по комнате одежду, стала одеваться.

– Зачем? – спросил Сева, не отрывая головы от подушки.

Она не ответила. Ей противно было с ним говорить. И еще ей противен был собственный голос.

– Я тебя не отпущу… Хочешь, позвоню Ксюхе, и она заберет Глеба на всю ночь?..

Он лег на спину, забросил руку за голову и одеваться не собирался: ему нравилось выставляться напоказ. Только Нина на него не смотрит…

Она вздохнула и взялась за платье.

– Ну, в принципе, я могу тебя домой отвезти, – не удержался Сева. – Но завтра здесь как штык, ты меня поняла?

– Не поняла.

– Хочешь, чтобы Глеб все узнал?

– Ну ты же получил, чего хотел, – через силу выдавила она.

– А если мне мало? – ухмыльнулся Сева. И, не дождавшись ответа, заявил: – И тебе мало… Тебя же любой трахнуть может. А я так не хочу, чтобы ты с любым, – глумливо засмеялся он. – Лучше я сам тебя буду брать!

– Сволочь ты!

– Во! Давай, ругайся! Мне нравится! Побольше страсти!

– Ненавижу!

– Это ты сейчас меня ненавидишь! – хохотнул он, поднимаясь с дивана. – А сейчас навидеть будешь!

Сева отошел в сторону, а Нина повернулась лицом к дивану и вдруг увидела пистолет. Она опустилась на колени, схватила его, резко поднялась и наставила пистолет на Севу.

– Ух ты! Круто! – засмеялся он, чтобы скрыть свою растерянность. – Ты мне нравишься все больше и больше.

– А я тебя ненавижу!

– Ну, будешь ненавидеть, любя.

– Я не хочу тебя видеть!

– Да, но я-то хочу тебя видеть.

– А я в гробу тебя видела!.. Я тебя сейчас убью!!!

– А вот это зря… Не играй с огнем, девочка! Пальцем шевельнешь, и все, потом всю жизнь жалеть будешь… Знаешь, что с тобой за меня сделают? Сначала братва на круг пустит, потом это с тобой сделают менты. А продолжится все в зоне! На целых двадцать лет!.. Думаешь, Глеб тебя ждать будет? А хрена лысого! Дай сюда игрушку, девочка! – Сева шагнул к ней, протянув руку.

Нина в панике отступила назад, наткнулась на кресло и потеряла равновесие. Падая, она машинально нажала на спуск…

Звук выстрела Глеб услышал еще в подъезде. Дверь в двадцать пятую квартиру открылась легко, стоило только надавить на нее. Нос защекотал запах пороха.

Нина сидела в кресле, тупо глядя прямо перед собой. В руках пистолет.

Севу Глеб увидел, когда зашел в комнату. Он лежал на полу, раскинув руки. Голышом лежал, одежда разбросана по комнате. Пуля вошла ему под нос, выбив зубы и вырвав кусок губы. Под головой растекалась темно-красная густеющая лужа.

Нина была одета, но ее пальто лежало на спинке кресла. Да и платье надето как-то наперекосяк. Волосы растрепаны, тушь размазана вокруг глаз, и помада с губ стерта… Но ведь Сева мог взять ее силой.

Глеб вырвал у нее пистолет, схватил за плечо, тряхнул со всей силой, только тогда она очнулась, осмысленно посмотрела на него и пробормотала:

– Я его убила?

– Без вариантов, – кивнул он.

– И что теперь?

– Что он с тобой сделал?

Нина какое-то время смотрела на него в сильном замешательстве, затем выдавила:

– За то и убила…

– Он тебя изнасиловал?..

– Да… То есть не совсем… Он меня заставил. Но здесь и моя вина есть… Глеб, убей меня, пожалуйста!

Она закрыла лицо руками, и в это время в квартиру ворвались люди в форме. Глеб даже не сразу понял, почему его схватили, сбили с ног, защелкнули на руках наручники. Только потом до него дошло, что с пистолетом в руке на месте преступления стоял он, а не Нина.

Ожила муха, очнулась после зимней спячки. На волю ей надо, на простор, но не судьба. Бьется, бедная, меж двух стекол в оконной раме, жужжит, а только все без толку.

И Глеб уже оживает. Такое ощущение, будто в ступоре последние месяцы находился. Потому и натворил глупостей. А ведь говорили ему, отрекись от Нины, пусть она мотает срок за убийство. А он, как тот идиот, брал все на себя…

Вел себя как последний идиот, но голова тогда соображала ясно. Он объяснил следователю, что застал жену с любовником, вышел из себя и схватился за пистолет. А за убийство, совершенное в состоянии сильного душевного волнения, много не дают. И адвокат сказал, что при очень большом желании можно подвести его статью под такой знаменатель. Следователь принял эту версию, отправил его на судебно-психиатрическую экспертизу, а там уже в дело вступила Оксана…

Да, Оксана не бросила его в беде. Она даже смогла пробраться к нему на свидание под видом адвоката, возможности у нее для этого были. Еще бы, сам начальник следственного изолятора пользовался ее услугами, причем не раз.

Она не хотела, чтобы Глеб страдал из-за своей жены. Более того, она совсем не прочь была избавиться от Нины, отправив ее за решетку. Но Глеб твердо стоял на своем, тогда она взялась помогать ему…

Адвокат не давал никаких гарантий. В советское время, говорил он, никакая экспертиза ему бы не помогла. Получил бы как минимум пятнадцать лет, а то и к смертной казни приговорили бы.

Но все-таки он взялся за дело, подмазал кого надо деньгами, потому и получил нужное заключение. А с деньгами Глебу помогла Оксана. Через Герасима их выбила. Ведь он же, как-никак, человек из его системы.

Не будь Оксаны, Герасим бы и разговаривать с ним не стал. Еще бы и заказ на него сделал, а в тюрьме убить человека проще простого. Спрашивать ведь было за кого. Как ни крути, а Сева считался не последним человеком в банде Герасима. Но Оксана ему все объяснила, он понял, что Глеб ни в чем не виноват и снял с него все претензии. Даже уважение проявил: мол, не каждый мужик способен взять на себя «мокрое» за свою бабу…

Не трогала Глеба братва, и до суда он спокойно дожил, и на этап ушел без проблем. А Нине всыпали под хвост. Нет, никто ее и пальцем не тронул, но на суде адвокат красочно расписал, какая она дрянь, и убедил судью, что Глеб страдал из-за ее измен. Так было нужно, иначе бы суд не признал убийство в состоянии аффекта. Так было нужно, но Нину опозорили на весь город.

Правда, судья не очень-то проникся этой историей и влепил Глебу три года, хотя мог бы дать и меньше.

Осудили его в марте, а в середине апреля он был уже в зоне. Четыре дня в карантине, затем барак. Колония общего режима, условия здесь, если верить бывалым, вполне сносные, не то что на «строгаче». И общежитие здесь напоминало солдатскую казарму. Койки двухъярусные, тумбочки, цветы в горшочках, занавесочки, ковровые дорожки в проходах, умывальник, сортиры, бытовка и даже комната отдыха типа «красного уголка».