— Осторожнее, брат Велимор, — придержав путника за рукав, сказала следующая за ним жилистая старуха, морщинистая и смуглая, с ожерельем из человечьих зубов поверх длинной грубой туники. — Не подави наших змеек. Эй, Малибор! — Она повысила голос, и ушедший далеко вперед тощий крючконосый жрец обернулся:

— Что такое, Кармана?

— Не беги, подожди нас. Гость наш, наверное, не привык к таким лесищам, как здесь. А, человече? — Она бросила насмешливый взгляд на гостя — молодого смазливого парня, почти совсем еще мальчика, темноволосого, с какими-то наивными светло-голубыми глазами.

— Да уж, не особо-то по нраву таскаться с вами по буреломам, — не скрывая неудовольствия, буркнул гость. — Что, поближе к Новгороду не нашлось капища? Все по лесам таитесь? А Вельвед-волхв мне в Киеве другое говорил.

— Значит, не нашлось другого, — отозвалась уязвленная Кармана. Не нравился ей этот красавчик, да приходилось терпеть — посланец самого Вельведа, а Вельвед был когда-то волхвом знатным, одними заклятьями, говорят, сгубил когда-то мерянского князя Миронега, да прознали про то княжьи, хотели схватить — пришлось Вельведу скрываться, и не где-нибудь, а в самой Ладоге, при дворе молодого правителя Олега. Впрочем, сама-то Кармана отнюдь не считала себя ниже Вельведа, а боялась и уважала лишь одного — того, кто стоял за бежавшим в Киев волхвом. А о нем слухи блуждали разные… Вот и приходилось терпеть и Вельведа, и этого мальчишку, посланного жрецом будто бы в оскорбление — неужели никого не нашлось поосновательнее, постарше?

— Шагу прибавь, брате, — Кармана едва удержалась, чтоб не подтолкнуть гостя в спину.

Тот обернулся, бросил с усмешкой:

— А слуги-то твои, сестра, не заплутают?

— Чай, не заплутают, — глухо отозвалась жрица. — Дорогу ведают. Да ведь и ноша у них тяжела.

— Это баран-то тяжелый? — Велимор неожиданно рассмеялся, и звонкий смех его разнесся далеко по лесу, отдаваясь глуховатым, затихающим эхом.

— Баран? — засмеялась и Кармана, отрывисто, гулко, словно ворона закаркала. — Плохо ты о нас думаешь, брат! Мы ведь не зря забрались почти к самой Ладоге — а слуги свою работу знают, верно, брат Малибор?

Шагавший впереди волхв обернулся, кивнул — словно пытался клюнуть кого-то своим длинным крючком-носом.

Вставало солнце. Вспыхнули желтым огнем вершины сосен, зазолотились стволы, весело защебетали утренние птицы, а в распадке еще струился туман — серый, холодный, почти осязаемо липкий.

— Долго еще идти? — нетерпеливо поинтересовался Велимор.

Кармана ничего не ответила, лишь усмехнулась. Вот уж послали на голову гостюшку… Выкобенивается, гад, знает, что все исполнят, как скажет. Ух, если б не Вельвед-волхв да не стоящий за ним Великий Черный жрец… Всадить этому заносчивому выскочке нож под ребро, напоить истосковавшихся идолов свежей молодой кровью или — еще лучше — связать руки да бросить в змеиную яму…

Наконец тропа заметно расширилась — это было хорошо видно, даже несмотря на папоротники, — за осинами и молодыми дубками замаячили почерневшие от времени идолы.

— Змеиное капище, — зловеще прошептала Кармана. — Сейчас позаброшено, но бывали когда-то времена, рассказывала бабка…

Велимор пожал плечами:

— И где же слуги?

— Придут, — оскалила зубы жрица. — У них свое заданье.

— А без них никак не начать? — поджал губы гость и тут же засмеялся. — Ах, да, баран же у них остался. Что ж, подождем. — Он демонстративно уселся на ближайший поваленный бурей ствол.

Вне себя от внезапно нахлынувшего бешенства, Кармана прошла чуть вперед, к Малибору.

— Самолично удавила бы эту заносчивую тварь, — оглядываясь на беспечно насвистывающего посланца, прошептала она. — Ну, Вельвед, неужели не мог прислать кого получше? Не нашлось у него других волхвов, что ли?

— Значит, не нашлось, — пригладив редкие растрепавшиеся волосики, кивнул волхв. — Вельведу виднее. Он всегда чудил, еще у Миронега…

— Это которого заклятьем сгубил? Узнать бы — каким?

— Заклятьем? Плохо ты его знаешь, Кармана! Станет Вельвед зря заклятья тратить, как же! Капнул яду в бражку — вот и нет князя. Потом, правда, еле убежал, затаился.

— Вот и нам бы так с Олегом ладожским, — понизила голос жрица. — А не посылать этого дурошлепа, Онгуза. Твоя ведь задумка.

— А что? — Малибор вскинул брови. — Чем плох Онгуз?

— Да ведь попадется!

— И пусть. Не убьем князя, так хоть страх посеем.

— Ага, посеем, как же… Однако, чу! — Она вдруг замолкла и прислушалась. — Похоже — наши.

За деревьями, и в самом деле, показались слуги — четверо молодых крепких парней с одинаковыми несколько туповатыми лицами, словно вытесанными из камня. Двое из них тащили за плечами большие трепыхающиеся мешки, такой же мешок, только поменьше, был и у замыкающего.

— Все исполнили, как велели, — заметив волхвов, низко поклонился идущий первым.

— Где взяли? — взглянув на мешки, поинтересовалась Кармана.

— Где и было сказано, — пожал плечами парень. — Одного — на пастбище, другого в челне.

— В челне? — как ужаленный подскочил Мали-бор. — Я ж сказал — только на пастбище!

— Так на пастбище только один был, а вы ж велели двоих.

— О чем шум? — Велимор бесцеремонно вмешался в беседу. — Объясните-ка, чем тот, что в челне, хуже того, что на пастбище?

— А тем, брате, — вздохнула Кармана, — что пастушонка на пастбище хватятся, в лучшем случае, к вечеру. А вот того, что в челне… Кто знает, может, сейчас уже ищут? — Она вдруг зашипела на слуг: — Вам же говорено было — взять двоих с пастбища!

— Так не было там двоих.

— И что? Обошлись бы одним.

— Ладно, что теперь спорить, — махнул рукой Малибор. — Сейчас и начнем проворненько. Челн-то хоть затопили?

— Затопили, господине.

— Ну, хоть на это умишка хватило… Одначе не стойте, тащите всех к капищу…

Поклонившись, слуги развязали мешки. В одном — меньшем — трепыхался средних размеров барашек с грязновато-белой шерстью, в двух других были люди, два молодых парня: один — темно-русый, с круглым румяным лицом и вздернутым носом, худенький, но жилистый, крепкий; другой — значительно младше, белоголовый, смуглый, с широко распахнутыми глазами, серо-голубыми, как холодные воды Волхова. Он все оглядывался и никак не мог понять, где очутился. И главное, почему? Другой, тот, что постарше, был без сознания. На заросшем затылке запеклась кровь.

— Вы его не порешили, а? — Малибор строго посмотрел на слуг. Те виновато потупились.

— Он драться принялся. — Один из парней показал на явственно проступавший под глазом синяк. — Пришлось оглоушить.