– Ты рассказал ей про Камиллу? – спросил Сойер.

У меня волосы встали дыбом, во рту пересохло. Я залпом допила красное вино. Томас усмехнулся и снисходительно посмотрел на Сойера:

– Ты рассказал Тессе о своей сыпи?

Сойер чуть не захлебнулся вином. Тесса хотела что-нибудь ответить, но не смогла и удалилась на кухню.

– Ну почему? Почему ты ведешь себя как сволочь?

Томас усмехнулся, а я пыталась перебороть улыбку, но все же хихикнула над своим бокалом.

Сойер тоже засмеялся, потом покачал головой, щедро намазывая хумус на лепешку:

– Отлично сыграно, Мэддокс, просто отлично.

Томас взглянул на меня исподлобья:

– Лииз, как будешь добираться домой?

– Ты подвезешь.

Он коротко кивнул:

– Не хочу признавать, но я рад, что ты на это согласилась.

– Спасибо, – тихо проговорила я.

Я старалась не смотреть на загорелую полоску кожи, что выглядывала из-под белой футболки Томаса, пока он вешал картину. Ее я купила сразу же по окончании своей подготовки. Как украшение стены эта гравюра на холсте была слишком тяжелой.

– Мрачная картина, – сказал Томас, спускаясь со стула на ковер.

– Это Такато Ямамото. Мой любимый японский художник из современных.

– Кто они? – спросил Томас, имея в виду двух сестер с картины.

Девушки лежали под ночным небом. Одна смотрела вверх, очевидно наслаждаясь тем, что между ними происходило. Вторая взирала на нас с Томасом с угрюмым и скучающим видом.

– Они наблюдают. Слушают. Прямо как мы.

Для него мои слова прозвучали неубедительно.

– Они очень странные.

Я скрестила руки на груди и улыбнулась, радуясь тому, что наконец сестры на месте.

– Он потрясающий художник. Тебе стоит посмотреть остальные работы. По сравнению с ними эта картина очень скромная.

По лицу Томаса было видно, что он не слишком одобряет мой выбор.

Я задрала подбородок:

– А мне они нравятся.

Томас набрал воздуха в легкие, покачал головой и вздохнул:

– Чем бы дитя ни тешилось… Ладно, мне пора.

– Спасибо, что привез меня домой. Спасибо за кронштейн. Спасибо, что повесил девочек.

– Девочек?

Я пожала плечами:

– У них нет имен.

– Потому что они не настоящие.

– Для меня – настоящие.

Томас поднял стул и отнес обратно к столу, но вдруг остановился, стиснув сиденье, и слегка подался вперед:

– Говоря о ненастоящем… Я все думал, как обсудить с тобой некоторые аспекты нашей поездки.

– Какие?

Томас выпрямил спину и подошел ко мне. Потом склонился, приблизив лицо почти вплотную к моему, и повернул голову набок.

– Ты что делаешь? – отпрянула я.

Довольный результатом, он отступил:

– Проверяю твою реакцию. Я был прав, что завел сейчас этот разговор. Если я не буду проявлять знаки внимания, они что-нибудь заподозрят. Ты не должна шарахаться от меня.

– Я и не буду.

– Уверена? А разве сейчас ты не пыталась вдарить мне между ног?

– Да… Но прежде я позволяла тебе целовать себя.

– В пьяном виде, – с ухмылкой сказал Томас. Он прошел на середину комнаты и сел на диван так, будто был здесь хозяином. – Это не в счет.

Я проследовала за ним, на секунду задержала на нем взгляд, а затем села справа, вплотную к нему. Прильнула щекой к груди и провела пальцами по крепким мышцам живота, затем положила ладонь на левый бок, приобнимая Томаса.

Я полностью расслабилась, скрестила ноги, заводя правую на колено Томаса и буквально обтекая его всем телом. Уютно устроилась рядом с ним и улыбнулась, ведь Томас Мэддокс – проницательный спецагент с потрясающим самообладанием – сидел неподвижно, словно статуя, а его сердце громко стучало.

– Это не мне нужно попрактиковаться, – ухмыльнулась я и закрыла глаза.

Наконец я почувствовала, как его мышцы расслабляются. Он обнял меня за плечи и положил подбородок мне на макушку. Полностью выпустил воздух из легких и еще долго не осмеливался снова вздохнуть.

Так мы и сидели, не думая ни о чем, окутанные тишиной моей квартиры и шумом, что шел с улицы. По мокрому асфальту все еще скрипели шины, сигналили автомобили, хлопали дверцы. Иногда раздавались выкрики, визжали тормоза или лаяла собака.

Сидя внутри вместе с Томасом – на том самом диване, который мы обновили в ночь нашего знакомства, – я будто перенеслась в иной мир.

– Мне хорошо, – наконец сказал Томас.

– Хорошо? – слегка обиженно проговорила я.

Я же чувствовала себя просто замечательно. Никто меня так не обнимал со времен Джексона в Чикаго, и то ощущения были менее яркими.

Я и не думала, что буду тосковать по чьему-то прикосновению, особенно после того, как игнорировала проявления любви со стороны Джексона. Но подобного не было уже около месяца, отчего я чувствовала себя одинокой и слегка угнетенной. Конечно, это естественно для любого, но мною не овладело бы такое отчаяние, не ощути я прикосновения рук Томаса в свою первую ночь в Сан-Диего. И каждый день после я скучала по ним.

– Ты знаешь, о чем я, – сказал он.

– Нет. Может, расскажешь?

Томас прижался губами к моим волосам, а потом тихо и умиротворенно вздохнул:

– Не хочу. Дай насладиться моментом.

Я не возражала.

* * *

Открыв глаза, я поняла, что лежу на диване в одиночестве. Я по-прежнему была полностью одета и накрыта шерстяным пледом, который прежде находился свернутым на стуле.

Я села, потерла глаза и вдруг замерла.

– Томас? – позвала я.

Мне было очень неловко. Еще хуже, чем на утро после нашего спонтанного секса.

Часы показывали три ночи, и тут я услышала грохот наверху. Посмотрела на потолок и улыбнулась. Было приятно знать, что Томас так близко от меня. Но вдруг я услышала кое-что еще, отчего у меня скрутило живот.

Всхлип.

Стон.

Вскрик.

О боже!

Ритмичный грохот и стоны просочились в мою квартиру сквозь потолок, и я огляделась, не зная, что и думать.

Неужели Томас ушел отсюда и направился в «Каттерс»? Встретил там девушку? Привел ее домой?

Томас не стал бы этого делать. Я была единственной, с тех пор как… а может, я вывела его из депрессии.