будет использовать как оружие, подумала девочка опять. Нельзя сидеть здесь и ничего не делать. Надо найти что-нибудь такое, чем можно было бы отбиваться. На стене виднелись пластмассовые крючки, пять штук, и на каждом из них висело по бледно-розовому платью – платья были одинаковые – с темно-розовой лентой на талии и крохотными белыми пуговицами спереди, имеющими форму ромашек. «Какому гребаному придурку могут понадобиться пять совершенно одинаковых платьев?» – подумала Мэгги?

Источником света был маленький пластиковый детский ночник, на подставке которого красовалась облупившаяся картинка – какое-то изображение из диснеевской мультяшки. Этим не разобьешь череп, от этой штуки толку будет не больше, чем от бумажной тарелки. Но этот ночник пригодится, чтобы при его свете поискать что-нибудь подходящее в других комнатах. Для этого надо вынуть его короткий провод из этой розетки и ощупью отыскать другие.

– Мне надо тут все осмотреть, и для этого мне понадобится свет. Вы не против, если я вынесу его отсюда?

Женщина встретилась с Мэгги взглядом и затрясла головой, сперва чуть заметно, затем сильнее, так что ее спутанные волосы мотались то туда, то сюда.

– Нет, – простонала она. – Не уноси свет, нет, нет, нет…

– Хорошо, но мы должны что-то делать, потому что я не могу остаться тут. Чтобы осмотреться, мне придется взять эту лампу, но вы пойдете со мной и помоетесь. Вам придется это сделать. Я не собираюсь… – Мэгги постаралась не показать, насколько ей противно. – Но я вас не оставлю. Как вас зовут?

– Элспит, – прошептала женщина. – Сколько тебе лет?

– Двенадцать, – ответила Мэгги, радуясь тому, что эта женщина наконец-то говорит членораздельно.

Но затем та засмеялась, странно заквохтала и опять принялась плакать.

– Двенадцать? Как ты можешь помочь? Мы умрем здесь, умрем. Он сумасшедший.

– Перестаньте, – приказала Мэгги. – Не плачьте. Если уж я не плачу, то и вам нельзя. Взрослые не должны вести себя глупее детей. Это неправильно. – Она подошла к двери, отыскала ближайшую электрическую розетку и вернулась к лампе. – Я сейчас выну вилку из розетки, но ненадолго, и вам надо будет встать и пойти со мной. И перестаньте реветь. Это бесполезно.

Девочка выдернула вилку из розетки, ожидая истерики. Но вместо этого услышала, как женщина кое-как встала с пола и, шаркая, подошла к ней. Затем ее рука легла на Мэгги на плечо, скользнула вниз и сжала пальцы. Мэгги пришлось сделать над собой усилие, чтобы не вырвать руку. Отыскать оружие – это важно, но почти столь же важно найти водопровод.

– Тут есть ванная? Нам надо смыть… – Мэгги махнула рукой, показав на тело женщины, – все это.

Элспит кивнула.

Они на ощупь вышли в коридор. И тоже на ощупь отыскали дверь в ванную, она находилась слева. Там на потолке имелся маленький утопленный светильник. Мэгги попыталась включить его, щелкнув выключателем на стене.

– Ничего не выйдет, – сказала Элспит. – Он контролирует подачу электричества снаружи, это и свет, и отопление. Если я веду себя хорошо, он включает свет.

– Вы расскажете мне все это потом, – оборвала женщину Мэгги. – А сейчас вам необходимо принять душ.

Душ состоял только из насадки и круглого основания – ни стеклянной кабинки, ни занавески, которую можно было бы сорвать.

Когда Элспит включила душ, Мэгги потрогала воду. Достаточно теплая, но назвать ее по-настоящему горячей нельзя. Девочка огляделась по сторонам. Тумба с пластиковой раковиной. Но дядька снял с этой тумбы дверцы, и тут нет зеркала. Плохо дело. Это малый куда хитрее, чем ей бы хотелось. Он все продумал. Продумал хорошо, не то что в этих дурацких сериалах, где у тебя есть полсотни различных способов для того, чтобы спастись.

Прошло несколько минут, прежде чем вонь улетучилась, но в конце концов Элспит вышла из душа и сняла с трубы маленькое полотенце.

– Прости, – тихо проговорила она, вытираясь.

– Ничего, – отозвалась Мэгги. – У вас есть чистая одежда?

– Есть пижама в спальне. Пока что я замотаюсь этим полотенцем. Его зовут Фергюс.

– Фергюс, – повторила Мэгги. – Это он вам сказал? Возможно, это не настоящее его имя. Он бы не стал сообщать вам свое настоящее имя, поскольку он опасается, что вы сбежите. Тогда вы бы пошли в полицию и его дом нашли…

– Я не знаю, настоящее оно или нет, – пробормотала Элспит. – Но мы поженились. Он сказал, что все это должно иметь законную силу.

– Вы с ним поженились?

– Не в церкви. Мы сделали это здесь. Он заставил меня надеть свадебное платье и… – Женщина издала какой-то звук, похожий на крик чайки.

В голове Мэгги роились вопросы. О Фергюсе. Об этой странной свадьбе. О том, что он сделал с Элспит. О том, делал ли он вообще больно Элспит. О том, считает ли Элспит, что он причинит боль и ей, Мэгги. Но девочке не хотелось слышать ответы. Она понимала, что рано или поздно все-таки задаст эти вопросы, но не сейчас. Ведь сейчас она едва стоит на ногах, и весь ее мир превратился в зыбучие пески.

– Покажите мне все, – попросила Мэгги.

Держась за руки, они шли все дальше.

Мэгги молча вела Элспит, зажав лампу под мышкой и ощупывая стены в поисках розетки. Ага, вот она, надо вставить вилку. Ночник мигнул и осветил комнату. Следует быть осторожной. Если лампочка разобьется, их ждет долгая темная ночь.

Отстранившись от Элспит, Мэгги пыталась взять в толк, что к чему. Все в этой комнате было нарисованным. Все вообще. Она была похожа на гостиную, но окна…

Мэгги подошла к стене, ощупала ее, чтобы убедиться, что глаза не обманывают ее.

– Они нарисованы. Притом плохо. Он просто намалевал окна на стене. Зачем? Они же не дают света. Я не понимаю. – Девочка посмотрела на Элспит, но та только пожала плечами.

На стене были грубо, с грехом пополам, намалеваны занавески, голубое небо, зеленые поля. Краски образовали подтеки, как будто даже сами эти окна плакали над извращенностью того мира, который они скрывали.

У другой стены стоял грязный, обтерханный диван с торчащей из швов обивкой, напротив виднелось кресло другого цвета, без ножек, с мягкой спинкой. Еще на одной стене был намалеван книжный шкаф с полками и книгами без названий. Хуже того, на противоположной стене этот отвратительный тип намалевал картину, изображающую… картину. Мэгги на миг закрыла глаза, потом взглянула опять. Коричневая рама, а в ней детская мазня, жалкое поползновение изобразить три подсолнуха в голубой вазе. Жуть. Больше здесь ничего не было. Никакой мебели. Нет даже журнального столика, а ведь таким столиком можно бы садануть этого урода по голове, подумала Мэгги.