— Нам нужно обзавестись местом, где мы сможем укрыться в эти смутные времена, — сказал король. — Маленький потаенный сад, Традескант. Место, где мы могли бы б…быть самими собой.

Королева, аккуратно подбирая шелковые юбки, чтобы не запачкаться о мокрую землю, отошла в сторонку, чтобы осмотреть заброшенный ручей.

— Я понимаю, — сказал Джон. — Ваше величество, вы собираетесь жить здесь только летом? Мне бы нужно это знать. Если вас не будет здесь осенью, значит, мне не нужно будет высаживать растения для этого времени года.

— Да, — сказал король. — Это будет летний д…дворец.

Джон кивнул в ожидании последующих распоряжений.

— Мне будет приятно подарить ей с…симпатичный небольшой домик, который принадлежал бы только ей, — сказал король, наблюдая за королевой, стоявшей в дальнем конце маленький террасы. — Мне предстоит заняться очень важным делом — я должен защитить корону от необузданных и порочных людей, которые рады были бы свергнуть меня. Я должен защитить корону от левеллеров, с…с…сектантов и индепендентов, которые хотят порвать узы, соединяющие страну воедино. И всем этим должен заниматься я. Только я могу защитить страну от немногих безумцев. Чего бы это мне ни стоило, я должен сделать это.

Джон знал, что не нужно ничего говорить, но в голосе короля звучала такая странная смесь уверенности и откровенной аффектации, что он не мог промолчать.

— Вы уверены, что вам необходимо все это делать? — тихо сказал он. — Я знаком с несколькими сектантами, они очень тихие люди, им ничего не нужно от Церкви, только возможность молиться по-своему. И уж совершенно точно, что никто в нашей стране не хочет причинить вред вам, или королеве, или принцам.

Карл выглядел трагично.

— Нет, х…хотят, — просто сказал он. — Они заходят все дальше и дальше, не думая о стране. Они хотят урезать мои права, пока я не превращусь в незначительного принца, вроде венецианского дожа, или в орудие в руках парламента. Они хотят, чтобы власть, которую мне передал отец, а ему передала его тетя, превратилась в ничто. Когда наша страна была по-настоящему великой? При короле Генрихе, королеве Елизавете и моем отце, короле Иакове. Но они этого не помнят. Они не хотят помнить. Я должен бороться с ними, как с изменниками. Это в…война не на жизнь, а на смерть.

Королева услышала повышенный голос супруга и поспешила присоединиться к ним.

— В чем дело, муж мой? — спросила она.

Король повернулся к жене, и Традескант обрадовался, что она подошла, чтобы успокоить короля.

— Я говорил, что эти ненормальные в парламенте не успокоятся, пока не разрушат мою церковь и мою власть.

Джон ждал, что королева утешит его, скажет, что ничего дурного против него не замышляется. Он надеялся, она напомнит королю, что король и королева, которыми он так восхищался — его отец Иаков и двоюродная бабка Елизавета, — всю свою жизнь плели сложные нити компромиссов и добивались соглашения.

Оба они имели дело с сильными парламентами, и оба употребляли всю свою власть, все свое обаяние на то, чтобы обратить споры в свою пользу, разделяя оппозицию и соблазняя своих врагов. И ни тот, ни другая не встали бы в оппозицию, силой пытаясь переломить баланс власти в стране. Они выжидали бы, а потом разрушили бы силы врагов.

— Мы должны уничтожить их, — категорично заявила королева. — Прежде чем они уничтожат нас и страну. Мы должны захватить контроль над парламентом, армией и церковью, а потом удержать его. И мы не пойдем ни на какие компромиссы, так ведь, любовь моя? И ты никогда и ни в чем не уступишь!

Он взял ее руку и поцеловал, как будто королева дала ему самый мудрый и взвешенный совет.

— Вот видишь, какие у меня советчики! — с улыбкой сказал он Традесканту. — Видишь, какая она умница и какая непреклонная. Достойная наследница королевы Елизаветы! Женщина, которая могла бы снова победить испанскую Армаду.

— Но мы говорим не об испанцах, — заметил Джон.

В голове у него звучал голос Эстер, приказывающей ему замолчать, но он все-таки рискнул и продолжил:

— Мы говорим об англичанах, следующих голосу своей совести. Это ваши подданные, а не иностранные враги.

— Они — изменники, — с яростью промолвила королева. — И поэтому они хуже испанцев, которые, может быть, и враги нам, зато верны своему королю. А изменник хуже бешеной собаки. Его нужно уничтожать, не раздумывая.

Король кивнул.

— Мне ж…жаль, садовник Традескант, что ты симпатизируешь им.

Невзирая на легкое заикание, слова прозвучали в высшей степени угрожающе.

— Я просто надеюсь на мир и на то, что все добрые люди могут надеяться на мир, — пробормотал Джон.

Королева посмотрела на него, обуянная внезапным подозрением.

— Ты — мой слуга, — сказала она категорично. — Не может быть никаких сомнений, на чьей ты стороне.

Джон попытался улыбнуться.

— Не знал, что нужно выбирать чью-то сторону.

— И тем не менее, — жестко сказал король. — Конечно, мы выбираем, на чьей мы стороне. Много лег я платил тебе деньги, и ты работал в моем доме или в доме моего дорогого герцога, когда был еще совсем мальчишкой. И твой отец всю жизнь работал у моих советников и слуг и у советников и слуг моего отца. Ты ел наш хлеб с того самого времени, как тебя отлучили от груди. Так на чьей ты стороне?

У Джона перехватило горло. Он сглотнул, чтобы стало легче дышать.

— Я за процветание родины, за мир, за то, чтобы вы владели всем, что принадлежит вам, ваше величество, — сказал он.

— Всем, что всегда принадлежало мне, — подсказал король.

— Конечно, — согласился Джон.

Королева неожиданно улыбнулась.

— Но ведь это же мой дорогой садовник Традескант! — беспечно сказала она. — Конечно, он за нас. Ты же первым бросишься в битву со своей маленькой мотыжкой?

Джон попытался улыбнуться и вместо ответа просто поклонился.

Королева положила руку ему на плечо.

— А мы никогда не предаем тех, кто верен нам, — сладким голосом проворковала она. — Мы связаны с тобой так же, как и ты связан с нами, мы никогда не предадим верного слугу.

Она кивнула королю, как бы предлагая ему запомнить этот урок.

— Когда человек готов дать обет верности, он найдет в нас верного господина.

Король улыбнулся жене и садовнику.

— Конечно, — сказал он. — От самого высокопоставленного слуги до самого низшего. Я никогда не забываю ни верности, ни предательства. И все у меня получают по заслугам.

Лето 1641 года

Джон вспомнил эти слова в тот день, когда графа Страффорда бросили в Тауэр, в тюрьму для изменников, чтобы казнить после того, как король подписал Билль об опале[6]— смертный приговор графу.