– Ты что! – заорал Шаштарыч. – Ты нас всех подставишь. Томик тебе и голову, и ноги оторвет!

– Не подставлю. Скажу, что в кустах нашел…

Мы с Алешкой стояли, замерев, чуть дыша. Глаза наши уже привыкли к полутьме, и в дальнем углу мы различали на фоне нескольких огоньков свечей движущиеся силуэты ребят.

– …Этот кораблик, он дареный, – продолжал Базилио, – там табличка есть. Ему экипаж его подарил. На память. В День Победы.

– Козел ты, а не Кот! – выпалил Шаштарыч. – Стукач поганый.

За дверью, у нас за спиной, чуть слышно проскулила Грета – услышала угрожающие голоса, заволновалась.

– Пошли, – шепнул мне Алешка. И включил фонарик.

Яркий луч ударил в темноту, выхватил растерянные лица. Коробку из-под холодильника вместо стола, на которой стояли свечи и пивные банки.

– Добрый вечер, – спокойно и дружелюбно произнес Алешка.

Услышав его голос, пацаны еще больше растерялись – уже по-другому. От наглости. Какой-то малец посмел сюда явиться, да еще и нахально светит фонарем.

– Это Леха Оболенский, – шепнул Лиса Алиса Шаштарычу. – У него отец – мент.

– Я сам мент! – Шаштарыч встал. – Ты чего приперся? Убери фонарь! Алиса, дай ему в лоб для начала.

– Попробуй, – сказал я Алисе, который уже шагнул к нам.

– Это его брат. – Алиса повернулся к Шаштарычу. – И ему дать в лоб? Или ты сам?

– Никаких лбов, – все так же спокойно сказал Алешка. – Сейчас вы все пойдете к адмиралу и вернете все, что у него сперли. А потом скажете: «Извините нас, пожалуйста».

– Сейчас ты кубарем полетишь с лестницы. Вдогонку за братом. – Шаштарыч двинулся к нам.

– Я вас предупредил, – сказал Алешка. – Больше не буду. Вызываю ОМОН.

И он вытянул руку со своим приборчиком. Нажал кнопку. В полутьме ярко замигал рубиновый сигнальчик. В тишине звонко запикало.

Ребята недоуменно переглянулись. Им и не очень верилось, и страшновато было. Кто его знает, этого Леху, сына мента? Не зря же он так нахально сюда приперся.

Стало еще тише. Только пикал и пикал тревожный приборчик. И мигал красным глазком. Время застыло.

Под коленками дрожь, в животе холодок.

Шаштарыч опомнился первым. Злорадно усмехнулся:

– И где ж твой ОМОН?

– Здесь. Здание уже блокировано. – Алешка выключил первую кнопку и нажал другую. В приборчике послышались какие-то шорохи и трески. (Это крутилась пустая кассета.) Теперь это уже была «рация».

Алешка поднес ее ко рту:

– Пускайте собаку, капитан!

Он шагнул назад, приоткрыл дверь и громко сказал:

– Собаки вы поганые!

Вот тут и ворвался «ОМОН»! Для Греты слово «собаки» – все равно что для служебного пса команда «Фас!».

Она влетела как разъяренный снаряд, который вот-вот взорвется. Оскаленные белоснежные зубы, вздыбившаяся на холке шерсть, грозный рык!

– На пол! – крикнул Алешка. – Всем лежать!

И все мгновенно грохнулись об пол. Кстати, и Грета тоже. Команду «Лежать!» она тоже прекрасно знала.

– Где вещи, украденные у адмирала? – спросил Алешка.

Шаштарыч повернул к нему голову:

– Скажу отцу – он твоего батю-мента размажет!

– Не успеет, – спокойно ответил Алешка, будто что-то знал. – Провожу обыск. Вам же хуже.

Алешка посадил Грету, сунул ей под нос перчатку адмирала:

– Нюхай, Грета, нюхай! Ищи!

Она удивленно взглянула на Алешку: мол, а что тут искать-то?

Подошла к старому пожарному щиту, прислоненному к стене, села перед ним, скребнула его лапой и три раза гавкнула. Вот и весь обыск.

Мы отодвинули щит. За ним была вентиляционная камера. А в ней – бинокль, десятка два мобильников, наручные часы, авторучки, плееры – добыча; сигареты и банки с пивом.

Я взял бинокль и повесил его на плечо. И сказал:

– Мобильники и все остальное завтра раздадите всем, у кого вы их отобрали.

– Разбежался! – буркнул Шаштарыч. Мне захотелось изо всех сил пнуть его в бок. Но не так воспитан.

– Где ордена и медали? – спросил я. – Уже продал? Где кортик?

– Я их не брал! Больно надо с побрякушками возиться!

– А кто взял? Томас?

– Вот ты у него и спроси!

– У него спросят, – сказал Алешка. И вдруг – я никак не ожидал этого – сказал, прямо как в боевике: – Задержанный, вы имеете право на один телефонный звонок.

– Что? – вскинул голову «задержанный» Шаштарыч. – Да я щас бате позвоню! Не боишься?

– Мечтаю, – сказал Алешка. – Звони! А то поздно будет. Можешь сесть.

Шаштарыч выхватил из кармана трубку. Ему долго не отвечали. Наконец он заорал:

– Батя! Выручай! На меня тут шпана какая-то наехала! Что? – Он опустил руку с телефоном, тупо уставился в стену.

– На батю тоже наехали? – ехидно спросил Алешка.

Шаштарыч выругался и злобно швырнул мобильник. Я еле удержал Грету. А она вдруг сердито стала облаивать старый огнетушитель, который висел на щите. Ну, это понятно. Огнетушители она тоже не любила. Потому что как-то на даче папа решил проверить огнетушитель, который несколько лет возил в машине. Он его включил, тот пискнул и… отключился. Папа положил его на землю, а тот вдруг одумался – начал шипеть и вертеться на месте. Грета не выдержала и атаковала огнетушитель. Понятно, что сейчас ей хотелось напугать его. Чтобы шипеть не вздумал.

– Где ордена? – еще раз спросил я Шаштарыча. – Где кортик?

– Он без адвоката говорить не будет, – усмехнулся Алешка. – Пошли. Всем оставаться на местах. Дим, забери у них ключ.

Кот Базилио безропотно отдал мне ключ. И мы пошли к дверям. Свечи на коробке догорали.

– А ты, – сказал вдруг Алешка Коту Базилио, – пойдешь с нами.

Мы вышли на площадку и заперли за собой дверь. Спустились по лестнице, повесили зачем-то на место щит.

– Иди за «Грозным», – сказал я Коту Ваське, – и сейчас же отнеси его адмиралу.

– Только не ври, что нашел его в кустах, – предупредил Алешка.

– Не буду, – пообещал тот.

И мы ему поверили.

По дороге домой Алешка сказал:

– Бинокль мы сегодня адмиралу не отдадим. Будем радовать его постепенно. А то как бы ему от радости плохо не стало. Сегодня он получит своего «Грозного», завтра бинокль…

– …Потом кортик, потом ордена.

– Или наоборот, – сказал Лешка.

– Стоп! – спохватился я. – А куда мы идем?