– Я не знал ни Холлингера, ни Биби Янсен, – сказал я Кабрере.– Но трудно представить, что они были в джакузи вдвоем.

– По существу, даже не вдвоем.– Кабрера по-прежнему внимательно следил, как я реагирую буквально на все.– Если принять во внимание абсолютно все факты, то в ванне они были втроем.

– Трое в джакузи? Кто же был третий?

– Ребенок мисс Янсен.– Кабрера помог Поле дойти до двери.– Доктор Гамильтон подтвердит, что она была беременна.

Пока Кабрера осматривал ванную, измеряя стены стальной рулеткой, я следом за Полой вышел из спальни Холлингера. Пробравшись по настилу из досок, мы заглянули в небольшую комнату дальше по коридору. Здесь пожар бушевал еще более свирепо. На полу лежали почерневшие останки большой куклы, похожей на обугленного младенца, но потоки воды, обрушенные пожарными на крышу, уничтожили все остальные следы обитателя этой комнаты.

В одном углу пожар пощадил маленький туалетный столик, на котором еще стоял CD-плеер.

– Это комната Биби, – ровным, невыразительным голосом сказала мне Пола.– Такой жар, наверное… Не знаю, почему она вообще оказалась здесь. Биби должна была остаться у бассейна вместе со всеми.

Она подняла куклу и положила ее на остатки кровати, потом стряхнула с рук черный пепел. На ее лице, казалось, попеременно отражались боль и гнев, словно эта женщина-врач потеряла дорогого ее сердцу пациента из-за врачебной ошибки кого-то из коллег. Я обнял ее за плечи, радуясь тому, что она прильнула ко мне.

– Вы знали, что она беременна, Пола?

– Да. Четыре или пять недель.

– Кто был отцом ребенка?

– Понятия не имею. Она не захотела об этом говорить.

– Гуннар Андерсон? Доктор Сэнджер?

– Сэнджер? – Кулак Полы сжался у меня на груди.– Ради всего святого, она воспринимала его как отца.

– Допустим. Когда вы навещали ее здесь в последний раз?

– Полтора месяца назад. Она решила поплавать ночью и застудила почки. Чарльз, кто мог устроить такой пожар?

– Уж точно не Фрэнк. Бог знает, почему он взял вину на себя. Но я рад, что мы приехали. Кто-то явно ненавидел Холлингеров.

– Может, те, кто устроил это, не отдавали себе отчета в том, насколько быстро разгорится пожар. Что, если это была злая шутка, которая плохо кончилась?

– Слишком все продумано. Один демонтаж системы кондиционирования чего стоит…

Мы присоединились к Кабрере в спальне по другую сторону лестничной площадки. Двери в ней не было, видимо, ее вынесло вихрем пламени и газа.

– Здесь была спальня племянницы, Анны Холлингер, – объяснил Кабрера, мрачно оглядывая выпотрошенную оболочку того, что было комнатой.

Он говорил теперь тише, перестав притворяться лектором полицейской академии; его, как и нас с Полой, совершенно вымотала эта экскурсия по камерам смертников.

– Жар был настолько сильным, – продолжил он, – что ей не удалось выбраться. Система кондиционирования подавала прохладный воздух, поэтому все окна были плотно закрыты.

Бригада экспертов разобрала кровать, чтобы, как я предположил, отделить обугленные останки племянницы от остатков матраца.

– Где она была найдена? – спросил я.– В постели?

– Нет, она тоже умерла в ванной. Правда, не в джакузи. Она сидела на унитазе, в позе роденовского «Мыслителя», как это ни жутко.

Видя, как вздрогнула Пола, Кабрера добавил:

– По крайней мере, умирая, она была счастлива. Мы нашли шприц для инъекций…

– Что в нем было, героин?

– Кто знает? Здесь бушевал такой огонь, что это уже не определить.

Под окном остались нетронутыми телевизор и видеомагнитофон, видимо спасенные притоком холодного воздуха через разбитое стекло. Пульт дистанционного управления лежал на столике возле кровати, расплавившийся, как черный шоколад, но в бесформенной массе пластика еще виднелись кнопки.

Сам не желая того, я машинально изрек:

– Интересно, какую программу она смотрела?… Извините, это жестоко.

– Да, жестоко.– Пола утомленно покачала головой, когда я попытался включить телевизор.– Чарльз, мы уже смотрели новости. В любом случае, сейчас в доме нет электричества.

– Верно. Что собой представляла Анна? Если я правильно понял, она была наркоманкой со стажем.

– Нет. После передозировки она вылечилась. Я не знаю, какую она делала себе инъекцию.– Пола окинула взглядом залитые солнцем крыши Эстрелья-де-Мар.– Она была очень веселая. Однажды она проскакала на верблюде вокруг Церковной площади, браня водителей такси, словно надменная torera[28]. Как-то вечером в клубе «Наутико» она вытащила живого омара из ресторанного чана и принесла его к нам на стол.

– И что, съела его сырым?

– Нет. Она пожалела несчастную тварь – омар так трогательно поводил клешнями – и выпустила его в бассейн с соленой водой. Его ловили потом несколько дней. Бобби Кроуфорд кормил его по ночам. И вот она умерла здесь, на…

– Пола, не вы устроили этот пожар.

– И не Фрэнк.– Она вытерла свои слезы с моего пиджака.– Кабрера это знает.

– Не уверен.

Инспектор ждал нас у дверей самой большой спальни в западном крыле дома. Окна выходили на открытую веранду с видом на море, затененную остатками тентов, свисавших подобно черным парусам. Именно отсюда Холлингеры провозгласили тост за здравие королевы в день ее рождения, прежде чем уединиться у себя в спальнях. Лоскутья сгоревшего мебельного ситца прилипли к стенам, а туалетная комната напоминала ящик для угля, в который кто-то ненароком бросил спичку.

– Спальня миссис Холлингер.– Кабрера поддержал меня за руку, когда я споткнулся на настиле.– С вами все нормально, мистер Прентис? Думаю, вы насмотрелись достаточно.

– Все хорошо, давайте закончим экскурсию, инспектор. Миссис Холлингер обнаружили здесь?

– Нет.– Кабрера показал рукой в глубь коридора.– Она спряталась в глубине дома. Возможно, пламя там было менее сильным.

Мы прошли по коридору в небольшую комнату с единственным окном, выходившим на лимонную рощу. Несмотря на разрушительное действие пламени, было ясно, что интерьер этой комнаты замыслил весьма изощренный ум, с утонченным, хотя и несколько жеманным вкусом. Остатки лакированной китайской ширмы загораживали кровать, а у камина друг напротив друга стояло то, что было когда-то парой красивых кресел в стиле ампир. Две стены занимали книжные шкафы от пола до потолка, с обугленных полок которых кое-где еще торчали сгоревшие корешки книг. Над кроватью было небольшое мансардное окно, в котором осталось единственное во всем доме нетронутое стекло.