– Не без этого. Баз, у тебя тарелка в вещах сохранилась?

– Ну да…

– Неси сюда. – Колдун вытащил из кармана джинсов флягу с пустосвятовской водой. – Место не слишком подходящее, но все равно можно попробовать.

Баз бегом кинулся за тарелкой.

– Изменился я очень, – вздохнул дядя Гриша. – Раз племяш не узнал.

– Григорий Иванович, – Лена тронула нового знакомца за плечо, – а что в милиции сказали? Расследование было?

– Тебя как зовут?

– Лена.

– Куришь?

– Нет.

– Так бери вместо сигареты, – он протянул ей конфетку.

Она сказала “спасибо” и взяла.

– Какое расследование, Леночка, сама посуди? Таких пропавших у них сотни да тысячи. Случайно если только найдут во время облавы или шмона. Может, она уже за бугром в борделе каком хулиганит.

– Неужели никакой зацепки?

– Так ведь другие тоже хулиганами работают. Разве я один? – ухмыльнулся Григорий Иванович. Ухмылка вышла грустной. И даже новый глоток из “волшебной” бутылки не помог.

Баз вернулся с тарелкой и торжественно водрузил ее посреди стола. Колдун вылил в нее всю воду из фляги. Больше запаса пустосвятовской воды не было, остальная сгинула в мнимом Беловодье.

Роман взял дядю Гришу за руку, опустил его ладонь на поверхность воды, сверху накрыл своей рукой. Все ждали, боялись дышать. Вода плеснула, замутилась и обратилась стеклом. И в зеркале этом отразилась какая-то комната. Современная квартирка, низкопотолочная, с оконцем, затянутым потерявшими цвет шторами. Продавленный диван. На диване – какая-то женщина. Спит. Накрыта дешевеньким покрывалом. Растрепанные русые волосы прикрывают лицо. Вот она вздохнула, повернулась, попыталась встать. Курносый носик, пухлые губы, веки набрякли. Под левым глазом застарелый желто-зеленый синяк. Покрывало сползло. Теперь видно, что на женщине сомнительной чистоты лифчик и трусики. Нельзя сказать, красива она или нет, потому как измучена до крайности.

Роман, за миг до того предвидя, что дядя Гриша сейчас завопит, коснулся его плеча, и тот лишь беззвучно раскрыл рот. Роман передвинул тарелку. Все перевели дыхание и вновь замерли. Изображение зарябило – колдун проходил в своем видении сквозь стену. А далее стало ясно, что он смотрит с высоты на провинциальный городок. Внизу пролегала улица: магазинчики, стеклянный универмаг, лотки. Огромная вывеска “Казино” над кривобоким домиком, несколько кирпичных новостроек и подле заброшенный фундамент.

Колдун медленно повернул тарелку. Вот оно, окно квартиры, где они только что побывали. Четвертый этаж хрущобы. Роман хотел еще раз повернуть тарелку, но видение дрогнуло и пропало.

Дядя Гриша вновь открыл рот – давая понять, что место он узнал.

– Что ж это за хулиганство такое?! – рявкнул он, когда Роман вернул ему способность говорить.

– Что за место?

– Блядское авеню. У нас в Суетеловске.

– А женщина? Машенька?

– Она… – Григорий Иванович посерел лицом, вылил остатки из литровой бутылки к себе в стакан, хлопнул. Однако при этом сделался еще более мрачен. – Можешь ее найти, колдун? То есть дом и номер квартиры указать?

– Могу. Тут ничего хитрого нет. – Господин Вернон аккуратно слил всю воду из тарелки назад во флягу. – Эта вода нас к Машеньке и приведет.

– Я погляжу, вы хулиганы перворазрядные. – Дядя Гриша похлопал Юла по плечу, будто из всей компании он был главным хулиганом. – Эх, почему же раньше-то я вас не встретил? Что ж за хулиганство такое? А?! – Он провел пальцами по глазам. – Ладно, поехали. Немедля. Сейчас. Я этих скотов голыми руками душить буду.

Никто не пытался опротестовать изменение маршрута.

“Время теряю, – подумал колдун. – Ведь три дня всего…”

Но отказать дяде Грише не мог.

– Кто этот дядя Гриша? – спросил колдун у База, когда они уселись в джип.

– Он мне жизнь подарил, – отвечал добрый доктор.

Баз не врал. Дяде Грише он был обязан жизнью – в самом прямом смысле этого слова. То есть только благодаря дяде Грише Васенька Зотов и появился на свет. Жили две сестрички, Танюша да Лизавета. Танюша, старшая, вышла за Григория Ивановича, а Лиза за красавчика Зотова. Мать с мужем, то есть с будущим отцом База, жила не слишком хорошо. Сказать точнее – плохо. Несмотря на постоянные ссоры, она хотела ребенка, но три года не беременела. Отец к детям был равнодушен, ездил по командировкам, жизнь вел веселую. Итак, воротился он из одной командировки да собрался в другую и ночь – одну только ноченьку – с женушкой под родным кровом провел. Одну палку кинул, наутро уехал. А она через месяц поняла, что, беременная. Три года не беременела, а тут – будто чудо. Она – плакать от радости. А будущий отец вернулся, услышал и стал орать: не мой это ребенок, нагуляла, сука, иди, чистку делай. И вновь в командировку. А перед отъездом сказал: “Чтоб никакого ребенка к моему возвращению не было”.

Чистка, да уж, большой шутник это слово придумал. Будто новая жизнь – это грязь, и от нее очиститься надо. Будущая мать проревела ревмя несколько дней, но нужные бумаги собрала. А накануне к ней дядя Гриша заглянул. Зашел по просьбе Танюши, жены своей, плащ забытый забрать.

– Что случилось, сестричка, отчего у тебя лицо от слез опухшее, точь-в-точь перезрелый помидор?

Будущая мама, которая от материнства своего уже отреклась, обо всем поведала.

– Это что еще за хулиганство?! – взревел дядя Гриша. – Совсем одурела. Красавчику твоему чхать на все. Но я тебе жизнь уродовать не позволю! Ребенок будет! – И грохнул кулаком по столу. – Мы с Танюшкой детей не имеем, Ваську твоего поможем поднять. – Он почему-то тогда уже понял, что будет мальчишка, Васька.

Лиза обещала. То есть уступила для виду. А утром пошла на экзекуцию, как любимый велел. Только дядя Гриша не поверил ей – чуял он: уступила баба, потому что бабе положено быть уступчивой. Приехал поутру к Лизавете домой, а ее нет. Дверь заперта. Ну, ясно, куда подалась. Сел дядя Гриша на мотоцикл – и погнал. Примчался в больницу, в абортарий. И на прорыв. Медсестра дверь перед ним закрывает, а он: “А ну пусти, иначе я тут хулиганить начну!” Ворвался туда, Лизку неразумную чуть ли не у дверей операционной перехватил и на улицу вынес на плече, как была, в тапочках и халатике.

– Я отец! – кричал он встречным медсестрам. – С дороги! Я хулиганом работаю! – И им не препятствовали.

– Васька будет! – постановил дядя Гриша. Посадил Лизку позади себя на мотоцикл и повез домой. То есть к себе домой. Там она на плече у Танюшки выплакалась и согласилась – будет Васька.

А когда будущий папа явился, был у них с дядей Гришей очень серьезный разговор. Такой серьезный, что красавчик Зотов потом месяц целый в темных очках разгуливал.