Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не секрет, что умственные способности Давида несколько ослабели с наступлением дряхлости. Это может случиться — да и случается — в самых благородных фамилиях, начиная от президентов и премьер-министров и ниже по иерархической лестнице. В любом случае закулисная борьба за трон была в полном разгаре, когда Давид был еще жив. На венец было два претендента — царевич Адония, сын Аггифы, и царевич Соломон, сын Вирсавии. Оценку их характеров можно дать по людям, которые их поддерживали.
Главными сторонниками Адонии были Иоав, главнокомандующий, и Авиафар, первосвященник. Оба они с самого начала принадлежали к окружению Давида. Об Иоаве мы уже говорили; Авиафар был священнослужителем, который обычно сопровождал Давида в сражениях. Оба они были с ним во всех передрягах, голодали и томились жаждой вместе с ним в пустыне, сражались бок о бок с ним, снова и снова доказывая свою преданность ему. Причем ни у Иоава, ни у Авиафара не было никаких личных причин поддерживать Адонию. Благо Дома Давидова — вот их единственная цель.
Соломон же опирался на триумвират очень странных соратников. Во-первых, Вирсавия, его мать. Та бабенка, которая любила принимать ванны перед открытым окном на глазах у соседа. Та бабенка, которая без зазрения совести прыгнула в кровать царя Давида, пока ее муж Урия сражался за него на фронте. Та бабенка, которая выскочила за царя почти сразу после того, как он убил ее мужа. Второй опорой Соломона был пророк Нафан, лицемерный священник, специализировавшийся на лжи и интригах. Именно он сочинил в связи с устранением Урии ту замечательную притчу про овечку бедного человека. Однако теперь, когда это стало выгодно, позабыл, что овечкой в притче была его нынешняя сообщница Вирсавия. Третий, кто поддерживал Соломона, — Ванея, сын Иодаев, был одним из отборных воинов Давида и естественным кандидатом на должность Иоава, если б она вдруг стала вакантной. Имея за спиной прекрасную незапятнанную военную карьеру, Ванея присоединился к этой сомнительной компании просто потому, что хотел повышения.
Развитие событий в борьбе двух лагерей должно послужить хорошим уроком любому честолюбивому офицеру, который собирается заняться политикой. Дряхлеющий Давид страдал от озноба и большую часть времени проводил, пытаясь согреться в объятиях Ависаги Сунамитянки (библейский аналог электрического одеяла). Адония, воспользовавшись слабостью отца, начинает давать волю пристрастию к царской роскоши. Папочке это словно бы все равно. Бессилие царя подбодрило сторонников Адонии, они отправились к источнику Рогель и провозгласили его царем.
Тут в действие вступает Нафан, пророк (приятно заметить, что высокопоставленные священнослужители, бодро пренебрегающие и правдой и моралью, вовсе не чисто современное явление). Нафан, прекрасно зная, что царь уже не в состоянии отличить черное от белого и память его угасла, говорит Вирсавии, матери Соломона: «Иди и войди к царю Давиду, и скажи ему: не клялся ли ты, господин мой царь, рабе твоей, говоря: «сын твой Соломон будет царем после меня, и он сядет на престоле моем»? Почему же воцарился Адония? И вот, когда ты еще будешь говорить там с царем, войду и я вслед за тобою, и дополню слова твои».
Мы являемся свидетелями очень ловкого надувательства — Нафан, пророк, бесстыдно эксплуатирует маразм царя. Давид никогда не обещал корону Соломону, но, как совершенно очевидно из текста, это Нафана не останавливает. Какая разница между Авиафаром, боевым священником, и Нафаном, придворным пророком-интриганом! Ни Авиафар, ни Иоав понятия не имели, что правила игры изменились. Как видим, их долгие годы на полях сражений рядом с Давидом ничего не стоят при столкновении с искушенностью в дворцовой политике Нафана и Вирсавии. Великий Давид оказывается игрушкой в их руках.
Давид отдает приказ помазать Соломона на царство, что и совершается тут же. И вот Соломон — царь, хотя его отец еще жив. Услышав об этом, Адония бежит и хватается за рога жертвенника.
К Иоаву могли бы проявить и милосердие. Выслать, посадить под домашний арест. Но у триумвирата была одна очень веская причина убрать его: Иоав хранил документ, весьма опасный для репутации Дома Давидова — и особенно для Вирсавии. Письмо, которое Давид послал Иоаву с приказом организовать гибель Урии: «Поставьте Урию там, где будет самое сильное сражение, и отступите от него, чтоб он был поражен и умер». (Тот факт, что Давид отдал подобное распоряжение письменно, доказывает, в какой мере он доверял Иоаву.) Такая неопровержимая улика в распоряжении Иоава, который мог пустить ее в ход, когда сочтет нужным, была страшной угрозой для молодого царя и царицы-матери, ее царского величества Вирсавии. Терпеть дальше существование противника и неподкупного, и доблестного не было никакой возможности.
Ликвидация Иоава почти наверное пробудила бы у Давида подозрения. И мозговой трест триумвирата породил блистательную идею — они сообразили, что тут очень бы пригодилось завещание. Нафан и Вирсавия уже показали, что способны на что угодно, а Давида ничего не стоило обвести вокруг пальца. И нет ничего удивительного, что они подделали завещание, которое начиналось с благочестивых наставлений, а завершалось парочкой отрубленных голов. Обоснование этих завещанных казней, как мы уже показали, было не слишком убедительно.
И едва Давид почил, как Соломон начал сводить политические счеты. В первую очередь он послал убить своего брата Адонию. Затем он вышвырнул Авиафара из Иерусалима. Иоав понял, что и его конец близок: «И убежал Иоав в скинию Господню, и ухватился за роги жертвенника… И послал Соломон Ванею, сына Иодаева, говоря: пойди, умертви его».
Картина того, как престарелый генерал пытается спасти свою жизнь в святилище Господнем, одна из самых жалостных в Библии. О чем думал неустрашимый Иоав в ожидании смерти? Что он столько раз избегал гибели в битвах только для того, чтобы вот так окончить дни свои? Сожалел ли он, что занялся политикой на старости лет? Верил ли он, что Давид и правда распорядился убить его? Кто может отгадать, о чем он думал, когда Ванея вошел в скинию с обнаженным мечом?
Иоав отказался покинуть убежище. Им овладела слабость — а может быть, прилив горячей веры. «Нет, — сказал он, — я хочу умереть здесь», и вскоре Ванея, сын Иодаев, пошел «и поразил Иоава, и умертвил его». Эти два старые солдата долгие годы сражались рядом под началом Давида. И вот теперь один должен был поплатиться жизнью за ошибку, а другому, его палачу, предстояло занять его должность. Сказали ли они что-нибудь друг другу? Что они чувствовали, когда Ванея занес меч над своим товарищем по оружию и начальником? Библия предоставляет нам строить любые догадки, и только.
Иоав умирает, «и он был похоронен в доме своем в пустыне». Эти несколько слов — прекрасный эпилог жизни этого человека. Когда он не сражался на царской службе, то жил в своем доме в пустыне. Иоав нечасто являлся во дворец в отличие от других министров, высокопоставленных чиновников, советников и придворных пророков. Лесть и интриги были ему не по вкусу. Он не посещал дипломатические приемы с коктейлями, не облачался в пышные одежды для аудиенций. Он не распускал слухов в кулуарах власти и не вступал ни с кем в сговоры. Он оставался сыном Саруи, смелым и честным человеком из пустыни. Быть может, именно по этим причинам он был достоин восхищения и снискал успех как военачальник — и оказался таким жалким политиком.