— …вырвался, когда выходил на прямую…

— …как можно ехать в качалке, если…

— …прямой, как штопор…

— …какая низость…

— …гандикап его доконал…

Я улыбнулся, чувствуя себя чужаком, вернувшимся на когда-то любимую, но потерянную планету. И так как я не смотрел, куда иду, то буквально врезался в двух невысоких мужчин в темно-синих пальто, которые, как выяснилось, были японцами.

Я попросил прощения на английском языке. Они молча поклонились мне, и я пошел вверх, на трибуны.

Двое японцев, стоявших внизу немного слева от меня, выглядели обеспокоенными и потерянными, и у меня возникло чувство, что одного из них я встречал раньше. Тем не менее быстрый перебор правительственных чиновников, с которыми мне приходилось работать, не прояснил ситуацию. Я пожал плечами и посмотрел в сторону, на лошадей, готовящихся принять участие в забеге и трусцой сбегавшихся к стартовому столбу.

Жокей, ведущий лошадь Дж. Роллса Иглвуда, одетый в пурпурно-белый костюм, ни разу за всю дистанцию не вырвался вперед. И этот ничем не примечательный забег был выигран общепризнанным фаворитом, который к тому же особо не выкладывался.

Трибуны взревели возгласами одобрения, и толпа довольных болельщиков ринулась вниз за выигрышами. Как только улегся первый переполох, я взглянул вниз, туда, где стояли японцы.

Они все еще были там, все еще казались потерянными, но теперь к ним присоединилась девушка, пытавшаяся разговаривать с ними с помощью жестов. Склонив друг к другу свои черные головы, двое мужчин серьезно о чем-то посовещались и несколько раз кивнули собеседнице, но было ясно, что никто из них так ничего и не понял.

Я подумал, что стремление помочь заложено в нас генетически. Спустившись вниз, я остановился в двух шагах от девушки. На таком расстоянии было видно, что она нервничает и не знает, что делать.

— Могу ли я быть чем-нибудь вам полезен? — спросил я на добром старом английском министерства иностранных дел.

Она бросила на меня уничтожающий взгляд, который бы остановил самого Казанову, и с упреком ответила:

— Если только вы говорите по-японски.

— Немного. Поэтому я и спросил.

На этот раз она внимательно и с надеждой посмотрела на меня, ухватившись за мои слова, как тонущий хватается за спасательный круг, словно я был единственной ее надеждой.

— В таком случае, пожалуйста, спросите у них, что им нужно. Они чего-то хотят и не могут объяснить, что именно.

Я поклонился японцам и задал им соответствующий вопрос. Они с таким облегчением вздохнули, услышав родную речь, что это могло показаться комичным, как, впрочем, и их ответ. Я кивнул и показал, где находится то, что им нужно. Они спешно покинули нас, едва кивнув на прощание.

Девушка проводила их взглядом, открыв рот от удивления.

— Им был нужен туалет, — объяснил я. — Они чуть не обделались.

— Господи, почему же они сразу не сказали!

— Жестами? — спросил я.

Она какое-то мгновение недоуменно смотрела на меня, а потом, сообразив, рассмеялась.

— Что ж, спасибо, — сказала она. — А какие у вас планы на оставшуюся часть дня?

— Побуду здесь, посмотрю на скачки.

— А я должна была сопровождать трех японцев, — сообщила она легко и непринужденно, сразу возвысив меня до ранга своего друга. — Третий как раз и говорит по-английски. В течение трех дней я показывала им достопримечательности Лондона, а сегодня утром у господина Комато, того, что знает английский, начался понос. Но эти двое не хотели пропустить экскурсию в Стрэтфорд. Если вам когда-нибудь доводилось рассказывать про особняк Анны Хэтэвэй жестами, можете себе представить, что за утро у меня было. Они такие милые, но думают, что я недоразвитая.

— Они бизнесмены? — спросил я.

— Нет, они члены японского жокей-клуба.

— А-а, понятно, — протянул я.

— Что понятно?

— Мне показалось, я встречал одного из них.

— Правда? Где?

— В Японии. Я там работал.

Она посмотрела на меня с нескрываемым интересом, а я в свою очередь обратил внимание на ее маленький ротик, огромные голубые глаза и густые завитые пряди светло-русых волос, которые были коротко подстрижены и едва доходили до мочек ушей, спадая на лоб челкой. Лицо на первый взгляд казалось кукольным, но японцы ошиблись: в этой хорошенькой головке скрывался далеко не кукольный ум.

— Я работаю в Британском жокей-клубе, — сообщила девушка. — Встречаю всяких важных персон, приезжающих к нам. Транспорт, гостиницы, туристические маршруты, всякое такое. Нянчусь с ними.

Я и не мечтал, чтобы такая девушка, как она, скрасила мое пребывание здесь.

— Меня зовут Питер, — представился я.

— А меня — Аннабель.

Обмен одними лишь именами говорил о том, что сегодняшний вечер скорей всего ни во что не выльется в дальнейшем. Однако теперь я мог предложить ей помочь сегодня с работой. Отношения на этом уровне были словно правильный танец: шаг вперед, шаг назад и раз-два-три. И никто не собирался сбиваться с шага.

Мы ждали возвращения ее подопечных.

— Они должны были смотреть скачки из кабинета директора, но захотели слиться с толпой. Мы только что выпили немного, вон в том баре наверху.

— Японцы чувствуют себя в толпе, как рыба в воде.

— А что вы делали в Японии? — спросила Аннабель невзначай.

— Работал для министерства иностранных дел.

Она сморщила носик:

— Делаете карьеру?

— М-м…

— Вы ведь знаете известное определение дипломата?

Я знал. Все в министерстве знали. Я процитировал:

— …Честный человек, которого посылают за границу лгать во имя своей страны.

Она улыбнулась:

— И вы так делаете?

— Иногда.

— Министерство иностранных дел причиняет больше хлопот, чем оно того стоит.

— А это еще чьи слова?

Она недоуменно посмотрела на меня, а потом, как бы защищаясь, сказала:

— Вообще-то, моего отца.

Я не стал спорить или комментировать. Каждая догма на чем-то основывалась. Было, например, время, когда и британские, и послы других стран, вводили в заблуждение предполагаемых агрессоров, давая понять, что сопротивление им будет слабым, если вообще будет. И кайзер, и Гитлер испытали запоздалое удивление, когда, казалось бы, усмиренный британский лев вдруг проснулся и заревел.

Послы любой страны могли спутывать карты и часто это делали. Это зависело от приказов из родной страны и от информации, которую они добывали на месте. Во время каждого назначения в мои прямые обязанности входило пытаться выяснить, что на самом деле происходит на скрытой политической арене той страны, куда меня послали, и держать в курсе моих начальников. Я ходил на всякие вечеринки, обеды, сам принимал гостей с единственной целью — собирать и проверять сплетни, узнавать, у кого в руках рычаги, а у кого — идеалы, кто чем страдает, кто с кем спит, кто сидит на наркотиках, кто пьет, кто бьет своих жен, кто подает надежды, кто задиристый, кто жадный, кого можно купить или шантажировать, кто сдастся, кто откажется, чьим словам иногда можно верить, чьим — никогда, чья показная дружба может быть искренней, чья — нет.