Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Семья Ривки Леллуш иммигрировала из Северной Африки в XIX веке и купила землю рядом с цитрусовыми рощами Бишары, которые жили в Яффе на протяжении одиннадцати поколений. В доме Леллуш говорили по-арабски на диалекте алжирских евреев. Они ходили в хаммам вместе с мусульманами и христианами, чтобы за кальяном обсудить дела. С тех пор как дед Амаля одолжил деду Ривки деньги, чтобы выкупить его сыновей с османской военной службы, семьи подружились. Когда в театре «Альгамбра» выступала великая египтянка Умм Кульсум, обе семьи в зале подпевали на арабском. Аврам Леллуш, отец Ривки, человек красноречивый, двух слов по возможности избегал: aravim (араб), когда говорил с евреем, и yahud (еврей), когда говорил с арабом. Он не доверял этим словам, которые прочерчивали границы в головах. Британская перепись населения свалила в одну кучу религиозных евреев Иерусалима с социалистическими сионистами на побережье, хотя то были люди из совершенно разных миров. А как «арабов» зарегистрировали не только крестьян и городскую знать, но заодно и всех кочевников скопом – правда, с пометкой, что лишь немногие бедуины являются настоящими арабами и большинство нееврейского населения принадлежит к «смешанной расе», однако раз они говорят по-арабски, то и называются арабами.
Для Леллуша и его друга Жоржа все были al ahl al falastin, народом Палестины. Это была левантийская мозаика с различными религиями и общей культурой, которая мыслила веками, а не десятилетиями. Но теперь под угрозой оказалось то главное, что издавна сплачивало людей, – уважение к соседу. Их самоочевидное, хотя и не лишенное проблем искусство жить и позволять жить другому было, возможно, самым важным достижением людей на Святой земле, где маленькие чудеса были частью повседневной жизни, но где и сумасшедшие были чуть безумнее, чем в других местах.
* * *
Когда соседи стали врагами? Кто бросил первый камень, с чего все началось? От Исаака и Измаила, от Иисуса или Мохаммеда? Нет. Вначале, говорит Жорж, были люди, любившие деньги больше, чем землю, – богатые мусульмане и христиане из Иерусалима, Бейрута и Стамбула. Для отца Жоржа они были предателями. Потому что торговали землей, не думая о тех, кто ее обрабатывал, – об арендаторах, феллахах. Он говорил: «Владей лишь тем количеством земли, какую могут обработать твои сыновья. Тогда ты никогда не продашь ее, ибо будешь любить каждое дерево, как будто в его ветвях течет твоя кровь».
На протяжении веков было заведено, что арендаторы оставались на полях даже при смене владельца поля. Их жизнь текла в ритме времен года, внуки пожинали то, что посеяли деды. Все изменилось в конце XIX века, когда сионисты принялись скупать земли и строить еврейские поселения. Поначалу они были желанны в Палестине. Ведь кроме уже возделываемых земель были пустоши, болота и степи. Но с ростом цен на землю даже плодородные поля стали просто деньгами. Некоторые покупатели нанимали посредников, чтобы не привлекать внимания. Местные жители слишком поздно поняли, что эти иммигранты из Европы и России приехали в страну не гостями, а чтобы основать собственное государство. С собственными партиями, профсоюзами, компаниями и собственным языком. Феллахи, в основном мусульмане, были нужны лишь на первых порах, но постепенно их заменили еврейскими работниками. Одним выдали небольшую компенсацию, а других насильно изгнали с их полей. И вскоре они появились на улицах Яффы поденщиками, попрошайками и ворами. Земля была их матерью. Потеряв ее, они потеряли и свое достоинство.
* * *
В кафе и в газетах все громче звучали призывы к сопротивлению. Некоторые мужчины решались на насилие. Каждая жертва разжигала новую вспышку гнева, за насилие мстили насилием. И хотя большинство людей держались спокойно, но страх и ненависть разрастались в сердцах. Люди искали защиту в собственной общине. Два национализма столкнулись друг с другом, как неудержимая сила наталкивается на непоколебимую стену. Жорж всегда успокаивал людей, если соседи затевали разговоры о предательстве. Его семья давала работу на полях изгнанным людям – в той мере, в какой могла себе это позволить. Когда разъяренные крестьяне напали на Хеврон, чтобы перебить всех евреев, Жорж пошел к Леллушу с соболезнованиями. А когда один из рабочих в поле, воздев к небу указательный палец [22], заявил, что евреи понимают только язык насилия, Жорж пристыдил его, напомнив о мусульманах Хеврона, которые прятали своих еврейских соседей от агрессивного сброда.
«Ты слишком долго жил в Лондоне, – говорили люди Жоржу, – наша родина катится в пропасть! Если мы ничего не сделаем, то станем меньшинством в собственной стране! Зачем эти проклятые англичане пообещали кому-то кусок земли, на который у них самих нет никаких прав! Отдали бы лучше свою Шотландию!» В 1917 году, когда министр иностранных дел Великобритании лорд Бальфур пообещал Всемирной сионистской организации еврейскую родину в Палестине, в стране проживало семьдесят тысяч евреев, около десяти процентов от всего населения. Через тридцать лет их было уже шестьсот тысяч. Но арабы по-прежнему составляли большинство – две трети. И евреи владели только семью процентами земли.
В конце 1930-х годов старший брат Жоржа поддержал арабское восстание. Аммо Башар, любимый сын своего отца, организовывал забастовки, прятал в доме подпольщиков и контрабандой перевозил оружие. Во время рейда в гавани он