Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лейтенант, поставив на пол объемистый дорожный портфель, улыбнулся. Тропынин сказал ему:
— Чистую правду говорю! Хорошо, что та телка ожила, не то пришлось бы мне привлекать Игната Бирюкова к ответственности за умышленное уничтожение колхозного скота. Заявление об этом на второй же день в отдел НКВД поступило…
— Садитесь, пожалуйста, — показывая на свободные стулья, предложил Антон. — Устали в дороге?
Тропынин набросил на вешалку полковничью фуражку и машинально провел ладонью по зачесанным назад белым, как свежий снег, волнистым волосам:
— От самолетного гула я отдохнул в гостинице. А сегодня и не заметил, как домчался на «Волге» из Новосибирска сюда. Полвека в родных местах не был. Здесь многое переменилось! Асфальт, хоть боком катись. Попутные деревни не узнать. Лишь железнодорожный вокзал в райцентре с тридцатых годов сохранился, постарел, — Тропынин с завидной легкостью присел к столу. — Ну-с, дружок, прошу доложить: что вы у Ерошкиной плотины разрыли?..
Бирюков достал из сейфа составленный следователем протокол осмотра разрытого захоронения, заключение экспертов и пачку глянцевых фотографий, отснятых криминалистом при выезде к Ерошкиной плотине. Тропынин вынул из кармана очки. Сосредоточенно рассмотрев одну за другой фотографии, он, ни слова не говоря, занялся чтением. Ознакомившись с экспертизами, вроде бы удивился:
— Даже спектро- и рентгенографическое исследование обнаруженных костей провели!.. В период моей службы оперуполномоченным о таком и мечтать не приходилось, — Тропынин встретился с Бирюковым взглядом. — А теперь поведай, что старики-земляки рассказывают…
Бирюков стал коротко излагать суть собранной информации. Тропынин слушал, не перебивая ни единым словом. Только, когда Антон пересказал свой разговор с Федором Степановичем Половниковым, заинтересованно спросил:
— Неужели Федор до сих пор так и молчал?
— Да, говорит, что вы его об этом попросили.
— Ох, Федя, Федя… Не человек — кремень. Я в самом деле не хотел, чтобы о нападении на Половниковых стало известно в Березовке и Серебровке. В ту пору ведь каждое убийство раздувалось в устрашающую кару для запугивания народа. Сказать, что то время было страшным, значит — ничего не сказать. Смерть витала буквально над каждым, в том числе и над чекистами. Моя жизнь тоже не один раз висела на волоске. Очень не нравилось руководству, что я плохо ищу «врагов народа», не возбуждаю политических дел, а занимаюсь, в основном, раскрытием уголовных преступлений. По этой причине мое начальство не могло «красиво» отчитаться перед вышестоящим… — После непродолжительной паузы Тропынин глянул Бирюкову в глаза: — Знаете, отчего я так оперативно оказался здесь?.. Одно из столичных издательств уговорило меня написать правдивые воспоминания с острым сюжетом. Стал припоминать молодость, но память уже начинает подводить. Чтобы не наплести вранья, пришлось обращаться к архивным материалам, в том числе и к делу Жаркова… — Тропынин попросил лейтенанта подать ему портфель и достал оттуда два старых тома, прошитых у корешков толстыми нитками точно так, как и теперь подшиваются материалы следственных дел. — Вот двухтомное повествование моего личного производства той поры. Здесь в хронологической последовательности изложен весь запутанный преступный сюжет. Упоминается и захоронение у Ерошкиной плотины, но точное место его тогда установлено не было. И еще не смог я отыскать исчезнувшие с Жарковым деньги…
— Извините, Николай Дмитриевич, забыл их показать вам, — смущенно проговорил Антон и, открыв сейф, достал сверток из старой газеты «Штурм пятилетки». — Это тот «клад», который обнаружил Хлудневский в тайнике председательского сундука.
Тропынин развернул ветхую газету и с повышенным интересом, словно никогда раньше не видел подобных денег, стал рассматривать разноцветные денежные купюры. Затем взял в руки газетный листок. Посмотрел на крупный размашистый заголовок. Прочитал одну короткую заметку, другую и с нескрываемой грустью заговорил:
— Эх, боевая была районка — не чета некоторым нынешним, беззубым. Помню ее первые номера. И деньги той поры вспомнились… Крепко пришлось мне поломать головушку из-за этих общественных денег. Не догадался тогда по-молодости, что председательский сундук с тайником. Обшарил его в присутствии понятых до донышка и руки опустил…
Воспользовавшись паузой, Бирюков коротко изложил рассказ Хлудневского о флотском ремне на ногах утопленника. Тропынин вскинул на Антона прищуренные глаза:
— Со стариками, земляк, надо держать ухо востро. Видимо, подвела память Лукьяна. Перед тем, как отправляться сюда, я перелистал архивный двухтомник от корки до корки, — Тропынин положил сухощавую ладонь на материалы расследования. — Здесь есть протокол опознания ремня, подписанный самим Лукьяном Хлудневским и Ефимом Инюшкиным, которые лучше других знали Жаркова и опознали его ремень. Это тогда меня насторожило: с какой стати преступнику оставлять уличающие его улики?.. Чтобы не распространять ложную версию и не наводить тень на плетень, я попросил Хлудневского с Инюшкиным молчать о жарковском ремне. Лукьян, оказывается, по-иному мою просьбу понял… — Тропынин, задумавшись, помолчал. — Не следует огульно, как у нас кое-кто делает, обвинять всех сотрудников бывшего НКВД. Я лично знаю многих из них, кто даже в самую мрачную пору жестоких репрессий, рискуя собственной жизнью, бескомпромиссно отстаивал справедливость. В те нелегкие для страны и чекистов годы было немало разоблачено, арестовано и обоснованно осуждено матерых негодяев. Это показал анализ следственных материалов тех лет. Мне довелось участвовать в пересмотре дел тридцатых годов. Уверенно вам скажу, что в начале десятилетия подтасовок обвинительных фактов было значительно меньше, чем в последующие годы. Но уже и тогда, к сожалению, в сельской местности наблюдалось много оговоров свидетелями своих односельчан, что, естественно, было на руку недобросовестным сотрудникам дознания, занимавшимся фальсификацией. А таких приспособленцев, держащих нос по ветру и заглядывающих в рот начальству — что изволите? — на Руси во все времена хватало. Да, чего греха таить, и теперь с лихвой хватает. За примером далеко ходить не надо. Посмотрите, сколько партийных функционеров переменили свои убеждения буквально в один миг. Еще вчера они зорко оберегали чистоту социализма, а сегодня вдохновенно рушат его до основания. Это напоминает мне период коллективизации. Вы знакомы со структурой правоохранительных органов той поры?
— Очень смутно, — сознался Бирюков.
— В связи с напряженным положением в обществе и часто меняющейся политической обстановкой в тридцатые годы, так же часто меняли свою структуру и правоохранительные органы. В районах тогда имелись подразделения ОГПУ, а с тридцать четвертого года были созданы районные отделы или отделения НКВД. Была и милиция, функции которой до сих пор не так уж сильно изменились. Прокуратура тоже была, и тоже в чем-то сходна с нынешней. Дела по контрреволюционным — так они тогда назывались — и особо опасным государственным преступлениям вели сотрудники ОГПУ, затем — НКВД, а не милиции, на закрепленных за ними участках, состоявших обычно из нескольких деревень или сельсоветов. Например, в мой участок входили Серебровка, Березовка и Ярское. Имел я тогда должность старшего оперативного уполномоченного. Следователей в наших органах в ту пору не было. С санкции прокурора и своего начальника РО оперуполномоченный сам возбуждал уголовное дело и проводил по нему следствие в полном объеме с применением экспертиз, кои тогда были возможны. Оперработник имел те же права, что и нынешний следователь, и действовал в соответствии с нормами уголовно-процессуального кодекса РСФСР. И как следователь, он был обязан доказать виновность или невиновность подозреваемого в преступлении… — Тропынин, словно припоминая что-то важное, задумался. — К сожалению, сообщение об исчезновении Жаркова поступило ко мне с опозданием на целую неделю. В первую очередь я был обязан определить, что это: террористический акт или умышленное убийство в той или иной форме? Была еще одна версия — хищение общественных денег. Она сразу показалась мне малоубедительной, поскольку я знал Жаркова как порядочного человека, хотя у него и имелся своеобразный взгляд на текущие события, порою расходившийся с директивными указаниями крайкома. Это было одно из трудных и запутанных дел… — Тропынин полистал привезенные с собой материалы и показал Бирюкову четыре фотографии. — Один из них — убийца, остальные потерпевшие. К последним надо еще добавить кузнеца Степана Половникова. Его фотоснимка раздобыть тогда не удалось…