* * *

Он с трудом взобрался на холм, где стоял павильон необычайной конструкции, с колоннами, вылитый дворец из «Тысячи и одной ночи». Черные чугунные решетки закрывали входы, от порывов ветра со стороны озера они пели и звенели, точно целый оркестр. Звук был красивый, но немного глухой. Посреди потолка был огромный крюк. Отличное место для самоубийцы, он почти увидел свисающее с крюка тело, раскачивающееся на ветру.

* * *

Ханс-Петер обнаружил ее, когда спустился с холма. Она лежала за массивным дуплистым стволом, и он снова подумал, что, будь у него собака, она бы мигом наткнулась на тело. А сам он чуть не прошел мимо.

Женщина привалилась к стволу, полузасыпанная снегом, она отгребала снег, пока хватало сил, но силы давно иссякли, и она просто лежала, уронив руки на землю, голова ее свисала немного набок. Сначала он подумал, что она мертва. Он присел перед ней на корточки и осторожно дотронулся до ее подбородка. Кожа была холодной, но женщина дышала. Тогда он чуть отодвинул ее от ствола и приподнял ей ноги. Ему смутно помнилось, что так следует сделать, если человек потерял сознание.

Через несколько мгновений женщина застонала и открыла глаза. Лицо у нее было белее снега.

– Живая, слава богу! – Ханс-Петер упал рядом с ней на колени.

Женщина облизала сухие губы, несколько раз сглотнула.

– Похоже, вы потеряли сознание, я нашел вас сидящей у ствола дерева.

– Я бежала... – хрипло сказала она, и тогда он увидел, что на ногах у нее кроссовки и она одета в спортивный костюм.

– Что случилось? Вы, должно быть, упали.

Она попыталась встать, он ухватил ее под руки и помог подняться.

– Осторожнее, а то снова упадете.

Она застонала, ступив на левую ногу. Медленно распрямилась, вцепившись в его куртку.

– Нога... вспомнила, я подвернула ногу.

– Стоять можете?

– Нет, не знаю...

– Возможно, это вывих.

– У меня она давно повреждена. Иногда подгибается. Я должна была об этом помнить.

– В больницу надо.

– Нет. Главное, до дома добраться.

Она была его возраста, может, чуть постарше. Голос у нее был высокий, девичий. Он подумал, что вряд ли сумеет дотащить ее на себе.

– Можно я за вас просто подержусь? – попросила она.

– Где вы живете?

– Подальше вон в ту сторону. Дом видно с моста.

Она обхватила его за шею, и они медленно двинулись вперед, она приволакивала ногу. Идти было очень неудобно. Каждый раз, когда поврежденная нога задевала за что-то, женщина шумно вздыхала.

– Если перелом, нужно срочно наложить гипс, – сказал он.

– Это не перелом.

– Откуда вы можете узнать?

– Я знаю.

– Наверное, мне следует... представиться. Ханс-Петер Бергман. Я живу в районе Хэссельбю Странд, а сюда просто на прогулку выбрался.

– Не очень-то прогулка удалась.

– Ничего.

– Меня зовут Жюстина Дальвик.

– Кристина?

– Нет, Жюстина.

Они дошли до каких-то построек и выгона, на котором паслись лошади. Лошади, покрытые промокшими попонами, проваливались копытами в снег и, казалось, мечтали вернуться в стойло.

– Постучимся и попросим, чтобы они в «скорую» позвонили?

– Ох, нет... как-то мелодраматично это...

В этот момент на крыльцо вышел мужчина. Равнодушно глянув в их сторону, он направился к машине, криво припаркованной у калитки.

– Эй! – закричал Ханс-Петер.

Мужчина остановился.

– Нам нужна помощь...

Тот подошел ближе и развел руками.

– Я плохо говорю по-шведски, – сказал он извиняющимся тоном.

– Вы могли бы подвезти нас?

– Подвезти?

– Да, это было бы очень любезно с вашей стороны. Дама повредила ногу. Она живет здесь, совсем недалеко.

* * *

В доме Жюстина сказала:

– Спасибо за помощь.

В том, как она произнесла эту фразу, угадывался какой-то подтекст, словно она хотела, чтобы он задержался.

– Я могу посмотреть вашу ногу, – предложил Ханс-Петер. – Я немного умею оказывать первую помощь, научился в армии.

– Хорошо. Если хотите, то... Пошли в кухню.

В кухне на краю раковины сидела большая птица. Она пила из миски воду.

– Надеюсь, не возражаете? – тихо спросила Жюстина.

– Что вы имеете в виду?

– Некоторые пугаются птицы.

– Ну, это немного необычно. Она ваша?

Жюстина кивнула.

Он расшнуровал ее кроссовки и сел напротив, положив ее ногу себе на колено.

– Не очень-то умно – устраивать пробежки в такой гололед.

Она покраснела и сухо ответила:

– Очевидно, так.

Нога у нее была забавной формы, с маленькими, слегка согнутыми пальцами. Он вспомнил, что где-то читал, что у мужчин пальцы плоские, а у женщин согнутые. Интересно почему, размышлял он.

Лодыжка уже опухла. Он осторожно покрутил стопу:

– Больно?

– Немного.

– Вроде не сломана. Я могу наложить повязку, если хотите.

– Спасибо. Наверху в моей спальне стоит тумбочка, а в ней есть всякие медикаменты. Там должен быть эластичный бинт. Думаю, не запутаетесь, в комнате всего одна кровать.

Он вышел в прихожую и поднялся по крутой лестнице. На стенах висели две афиши 40-х годов, застекленные и в рамках. Реклама пастилок от кашля. Наверху лестничная площадка выходила в большую комнату, полную книг. Он окинул взглядом корешки с названиями, но не осмелился задержаться подольше. Дверь в спальню была приоткрыта. Кровать аккуратно застелена, но пол весь в мусоре, повсюду перья и зерна. Казалось, прямо из пола проросла большая ветка. Он не сразу понял, что сук укреплен в подставку для елки. Видимо, птица обитала прямо тут, в спальне Жюстины.

– Нашли? – крикнула она из кухни.

– Где, говорите, тумбочка?

– Слева от окна, видите?

Он присел на корточки и открыл дверцу. Внутри теснились бутылочки и баночки, в глубине нашелся свернутый эластичный бинт. Он вытащил его и тут почувствовал, что не один в комнате. Птица была здесь, у него за спиной. Он обернулся. Птица сидела на своей ветке. Она издала скрежещущий крик. Ханс-Петер замер.

– Не бойтесь! – прокричала Жюстина снизу. – Она не тронет.

Птица уставилась на него одним глазом, поджав одну ногу и щелкая клювом. Хансу-Петеру стало не по себе. Не набросится ли эта тварь, если он пошевелится? Прикрыв лицо рукой, он вдоль стены пробрался к двери. Птица захлопала крыльями, однако осталась сидеть на ветке.