Но он молчал. Демарат был достаточно разумен, чтобы понимать, насколько бесполезны были бы его попытки образумить гордыню самодержца. Ничего, кроме раздражения, это бы не вызвало. Его замечание потонуло бы в общем хоре восхвалений и восторгов. Нет, сейчас не время для критики. И он занял позицию стороннего наблюдателя.

«В конце концов, — размышлял он, — что мне за дело до персидской державы? Пусть испытают на себе превратности человеческой судьбы! Только это и может их образумить!»

Он продолжал хранить упорное молчание. Упоенный собой и своими грандиозными приготовлениями, Ксеркс не замечал этого. Иногда он обращался к Демарату за советом, но ни разу не последовал ему, как, например, в вопросе о сооружении канала на Халкидике. Сколь не доказывал спартанец абсурдность этой затеи, он не смог остановить царя.

Демарата гораздо больше волновала судьба отечества, оказавшегося к нему столь жестоким и несправедливым. Но сердце его, несмотря ни на что, оставалось в Спарте. Лапид, которого он отправил вслед спартанским юношам, благополучно вернулся, выполнив поручение. Одно было ему не ведомо, догадаются ли эфоры прочитать его послание. Он всё же рассчитывал на сметливость своих соотечественников. Наблюдая за масштабными приготовлениями варвара, он иногда испытывал гнетущий страх за Элладу. Порой она представлялась ему маленькой скорлупкой в океане, которую вот-вот накроет мощная волна и погребёт под собой. В такие минуты ему не хотелось жить. Затем он приходил в себя, стряхивал ужасное наваждение и говорил себе: «Только доблесть имеет истинную цену в этом мире. Что может толпа варваров, пусть даже большая, против истинных мужей?» Он также верил в божественное провидение, которое редко дарит безграничное могущество одному человеку.

Между тем Ксеркс с войском двинулся дальше в путь, по направлению к Сардам. Они миновали самый большой город Фригии Колоссы, где Демарат наблюдал удивительное природное явление. Здесь река Лик низвергается в расселину: с шумом низвергались глубоко во чрево земли обильные воды реки, но через пять стадий[15]вода снова выходила на поверхность и затем впадала в Меандр.

Войско огромной змеёй, одетой в железный панцирь, ползло к лидийской границе. Наконец царь вступил в Лидию. Здесь дорога разветвлялась — налево путь вёл в Карию, направо — в Сарды. Свернув в направлении последних, они вскоре достигли города Каллатеба. Ксеркс решил здесь передохнуть пару дней, прежде чем идти дальше. Вечером он пригласил Демарата в свой царский шатёр. Ксеркс возлежал на ложе, застеленном драгоценными коврами, среди шёлковых подушек. Он пригласил спартанца разделить с ним ужин. Тут же были Мардоний, Артабан, царские сыновья и братья — словом, круг самых близких царю людей.

Демарат отметил, что в походе царь окружён не меньшим комфортом, чем в своём дворце, и это было удивительно для него. Ведь быт спартанских царей, когда они отправляются на войну, ничем не отличается от простых солдат. Ложем служат охапка сена и простая рогожа. Демарату слушалось спать и на голой земле, завернувшись в плащ.

— Демарат, — обратился к вошедшему Ксеркс, — сейчас я угощу тебя необыкновенным лакомством, которое приготовляют здешние жители, — ты никогда ничего подобного не пробовал.

Демарат вежливо поклонился, внутренне изумляясь: неужели Ксеркс пригласил его за этим.

Его усадили за стол вместе с другими сотрапезниками и поднесли золотую тарелку с круглыми лепёшками, от которых исходил резкий пряный запах. Он попробовал кусочек. Лепёшка оказалась сладкой и таяла во рту, вкус был непривычный, но необыкновенно приятный.

Ксеркс рассмеялся, увидев несколько озадаченный взгляд Демарата, который не знал, как он должен реагировать на столь большое внимание Ксеркса к его персоне и странной лепёшке, в которой он ничего особо примечательного не находил. Спартанец вообще не понимал столь большой заботы персов о своём пропитании. Для него еда была просто едой — необходимым средством для поддержания сил. Когда он был голоден, самая грубая пища — простая ячменная лепёшка, например, — казалась ему замечательной и вкусной. А когда он был сыт, то не мог заставить себя проглотить и маленького кусочка любого, самого изысканного блюда.

— Это экзотическое лакомство известно только в этом городе, — продолжал с воодушевлением Ксеркс. — Местные жители готовят его из редкого сорта тамариска, который встречается только близ Египта на горе Хорив. После укуса кошенилью на дереве появляется густой сладкий смолистый сок, жители собирают его и, смешав с мукой, делают лакомство, которым мы нынче угощаемся.

Царь остался весьма доволен жителями, щедро наградив их, и велел сделать небольшой запас лакомства в дорогу.

Эта ребячливость Ксеркса, к которой все отнеслись совершенно серьёзно, озадачила Демарата. «Поистине эти варвары как малые дети, — подумал он. — Им ли воевать с нами?»

По дороге произошло ещё одно примечательное событие, рассмешившее Демарата, но к которому все другие отнеслись также со всей серьёзностью. Царь и в самом деле считал своими подданными не только людей, но и всю природу — животных, птиц, растения, реки и камни. И подобно тому, как он награждал и наказывал людей, он применял те же методы поощрения или устрашения к этим своим безмолвным подданным.

При подходе к Сардам рос необычайно большой раскидистый платан, который возвышался над пологой равниной, как грозный страж. Царь залюбовался красивым растением. Он остановил движение колонны, сошёл с колесницы и созерцал величавое дерево около получаса. Затем он распорядился наградить платан увесистым золотым ожерельем, а одному из «бессмертных» было поручено остаться и охранять дерево вместе с царским подарком.

Они подходили к Сардам. Древняя, сказочно богатая столица Лидии была уже на горизонте. Можно уже было различить её мощные стены и башни акрополя, считавшегося неприступным. Город огибала река Пактола, берущая начало на горе Тмол, на северном склоне которой живописно расположился город. Тмол славится своими виноградниками, из плодов которых местные жители делают превосходное вино, а скромная по своим размерам речка Пактола изобилует золотым песком, который был источником богатства Креза. Прежде Сарды были резиденцией лидийских царей, теперь в роскошном царском дворце обосновались персидские сатрапы. Вокруг мощной каменной твердыни примостились убогие тростниковые хижины, крытые тростниковыми же кровлями, что бывало не раз причиной страшных пожаров, истреблявших весь нижний город. Недавно он особенно сильно пострадал во время похода ионийцев, когда была сожжена даже часть дворца. Лидийский сатрап к приезду Ксеркса не только устранил все следы разрушений, но сумел придать дворцу ещё большее великолепие.

По прибытии в Сарды царь распорядился послать в Грецию послов с требованием воды и земли. Только в Афины и в Спарту он не велел приезжать своим послам.