– А туалет у вас есть? – покраснев, спросила Ольга.

– Там, – кивнул Виктор на лоджию. – Самый экологичный в мире туалет. Только дверь за собой закрывайте. В лоджии дыра, не ошибетесь. Да, немного ветрено…

– Умный японский унитаз, – осклабился Серега. – Главное, чтобы человек попался хороший.

– О, Господи… – прошептала Ольга. – Я не пойду, я потерплю…

На лестничной площадке что-то загремело, раздался продирающий визг! Подскочили все, даже невозмутимый Виктор.

– Агдамыч, самолет-невидимка хренов!

Я схватил автомат и побежал за ними, успев оттащить за шкирку рвущегося в бой Молчуна. Ведь в капкан же попадет! Одно из упомянутых устройств определенно сработало. Агдамыч с перепуга забыл про свое великое похмелье. Он чуть не сплющился, прижавшись к стене, смотрел, как под ногами дергается в припадке достойный представитель племени зараженных. Нога попала в капкан, он не мог вырваться. Лица у кряжистого мужика практически не было – сплошная шелушащаяся маска и воспаленные бусинки глаз. Он был облачен в разорванную утепленную куртку, на которой в рамочке было доходчиво выведено: «ОМОН». Похоже, этот тип прокрался в подъезд незаметно, напал сзади на Агдамыча, который возвращался с «полетов», но не успел схватить, попал в капкан. Виктор схватил увесистый огрызок бетона с штукатуркой и, рухнув на колени, принялся методично бить мужика по голове. Тот издох после третьего удара, но Виктор бил для верности – раз десять.

– Ни фига себе, – присвистнул Серега, – ОМОН лютует.

– Ты веревку с дребезжалкой натянул? – прорычал ему в лицо разозлившийся Виктор.

– Ой, – смутился Серега, – забыл… Прости, братан, не повторится…

Агдамыч выбрался из ступора, схватил покойника за шиворот и потащил к провалу в лифтовую шахту.

– Да брось ты его, – проворчал подобревший Виктор. – Потом уберем. Агдамыч, шел бы ты в баню со своими прогулками, а? Топай в бочку и спи до вечера, надоел уже…

«Квартирант» не стал ерепениться. Он снова погружался в вялотекущую прострацию и имел серьезные проблемы с ориентацией и координацией. Он не понял, кто перед ним. Скользнул чумным взглядом по незнакомым лицам, громко икнул и юркнул в квартиру, где загремел «бочкотарой». Труп с размозженным черепом валялся напротив лифта. Не хотелось думать, чем набита эта шахта и какие там веют миазмы. Впрочем, холод сдерживал наступление вредоносных микробов. Мы вернулись в квартиру, и веселье продолжалось. Еще пара стопок – и пьяная дурь оплела мозги. Я перестал отдавать себе отчет, где нахожусь и чем чревато подобное времяпрепровождение. Это было чудовищно непривычно – сидеть в компании нормальных людей, не замышляющими против тебя ничего дурного, выпивать, закусывать, болтать о разной ерунде. Заразительно смеялась Ольга – Серега рассказывал ей что-то забавное. Виктор пьянел, махал руками, уронил бутылку, но я успел ее поймать, предвидя подобный расклад. Резкий поворот в сознании произошел внезапно. Еще минуту назад он складно повествовал – о «первой» жизни, о многочисленных работах, с которых летел, как фанера над Парижем, об увлечении поэзией в молодости, о том, как в зрелые годы пытался писать прозу и что из этого вышло (да ничего не вышло), о любви к жанру «фэнтэзи». А какая нынче, на хрен, любовь, когда вся жизнь вокруг – сплошная и беспросветная фэнтэзи, причем в самом мрачном ее понимании? Потом он резко выключился, стал нести непереводимую чушь, окаменел, уставившись в пространство, стал рычать, скрипя зубами: «Мужики, да как вы не понимаете? Нас же всех слили! Просто взяли и слили к той-то матери!» Потом он схватился за бутылку трясущейся рукой, начал разливать мимо рюмок, изводя бесценное добро. Ольга рыдала на плече у Сереги (что меня почему-то не беспокоило), повествовала, хлюпая носом, что потеряла вчера ребенка, не знает, как жить дальше, жаловалась на непосильную бабью долю. Я пытался ей что-то возразить: дорогая, мол, ты что-то путаешь, мы не можем себе позволить иметь детей. Потом ее куда-то повело, она свалилась – к счастью, на мое плечо. В Сереге проснулся былинный богатырь, он был уверен, что именно сейчас всем покажет – начал собираться, вооружаться. Виктор очнулся, повалил его обратно в кресло с рыком: «Сидеть, дебил! Я как один эту хату потяну? С Агдамычем еще возись – его тоже вечно налево тянет…»

Потом была полная отключка и беспробудная тьма.

А похмелье было страшнее, чем все мутанты, вместе взятые. Меня мутило и полоскало, состояние было такое, словно через мой несчастный организм процедили весь алкогольный суррогат планеты. Я очнулся на чужой лежанке, сплющенный о батарею парового отопления, пахнущую плесенью и тухлятиной (неужели трудно раз в квартал ее хотя бы тряпкой вытирать!). Рядом со мной покоились ноги Ольги – приятно, что их обладательница обосновалась не на другом конце квартиры, а у меня в ногах. По жилищу неприкаянно блуждал Молчун, подбирал объедки с пола. За столом, посреди горы «вчерашнего», сидел всклокоченный Агдамыч, ошарашенно смотрел на собаку, на нас с Ольгой, мелкими глоточками пил теплую водку, которая в этом доме, похоже, не переводилась. На другом конце помещения ворочались тела, сипло стонали. Словно из болота, выплывала похмельная физиономия хозяина «роковой» квартиры – бессмысленная, опухшая, как вчерашняя Ольгина нога. Вырос сморщенный Серегин нос, закутанный в грязные покрывала.

– Спасибо тебе, Господи… – прошептала Ольга, дернув ногой. – Нас не расчленили и не съели…

– Да лучше бы съели… – резонно отозвался я.

– Мы не питаемся человечиной, – утробно возвестил Виктор, сделал попытку встать, повлекшую небольшие локальные разрушения, и на этом решил не рисковать.

– Как мне плохо… – простонала Ольга. – Мы чего это так надубасились?

– А кому сейчас хорошо? – заметил Виктор. – Но, в общем-то, душевно посидели, мне понравилось…

– Если выпил хорошо, значит, утром плохо… – угрюмо поставил в известность Серега. – Если утром хорошо…

– Эй, а вы кто? – тупо спросил Агдамыч.

Гавкнул Молчун.

– Люди, нам в Академгородок надо… – изрек я слабым голосом. – Вы не знаете, как туда пройти без крупного ущерба?

– Ага, ты еще спроси, какой сейчас общественный строй… – пробормотал Виктор. – Не знаем, Леха, не знаем… Мы дальше вокзала не ходим… Или дальше Нарымской – если в другой конец…

– Тогда мы пойдем…

– Удачи… – пробормотал Виктор, сгребая в кучу, словно кошка, покрывала и почерневшие от грязи простыни. – Семь футов вам под килем… И пусть надежда освещает ваш путь… А мы выпьем с пацанами за упокой ваших душ…

– Не надо про водку, пожалуйста, я вас умоляю… – просила Ольга. – Боже правый, Карнаш, ведь я предупреждала… Ну, почему вас, мужиков, невозможно остановить?

– Виктор, а если по путям пойти? – вспомнил я свою вчерашнюю «недорожденную» мысль.

– Не надейтесь, – лишил он нас последней надежды. – До путепровода у Владимировской – можно. А дальше – только если летать умеете…

– А я вчера уже что-то слышал про Академгородок… – подал голос Серега. – Не, в натуре, Виктор, что-то слышал…