Норра поворачивается к Эсмелль и изо всех сил пытается не дать гневу вырваться из бутылки. Но нервы ее не выдерживают, и бутылочное стекло трескается.

– В самом деле? С чего бы?

– С ним всегда все было в порядке, – безмятежно улыбается Эсмелль.

– Ну да, конечно. В полном порядке. Не важно, что он с тобой не живет, но ты позволила ему остаться в нашем старом доме. Ты спокойно смотрела, как он превращает его в личный черный рынок, где ему угрожают преступники, где он крадет и продает одним звездам ведомо что, где…

Продолжая улыбаться, Эсмелль похлопывает младшую сестру по плечу:

– Норра, милая, ты должна им гордиться. Ты воспитала его умным и независимым. Как ты можешь злиться на него за то, чему сама научила?

Норра горько смеется:

– Я злюсь не на него, Эсме, а на тебя. Я вверила его твоей заботе. Ты должна была стать ему второй матерью. А теперь оказывается, что ты меня подвела. Ты вообще хотя бы пыталась?

– Пыталась ли я? – Улыбка исчезает с лица Эсмелль, словно последний лист с сотрясаемого бурей дерева, и она, прищурившись, смотрит на сестру. «Вот и хорошо, – думает Норра. – Лучше побыстрее с этим покончить». – Напомнить тебе, дорогая Норра, что ты улетела, оставив ребенка? Мне бы в голову не пришло отправиться в какой-то дурацкий крестовый поход на другой конец Галактики, решив, что судьба незнакомцев важнее судьбы родного сына. – Эсмелль возмущенно фыркает. – И ты еще удивляешься, почему мальчик обожает якшаться с преступниками? Напомнить тебе, что твой собственный муж…

– Не надо, – поднимает руку Норра.

Эсмелль моргает и сглатывает слюну, словно понимая, что ступила на край обрыва, который теперь осыпается у нее под ногами.

– Я просто хотела сказать: последнее, что запомнил мальчик об отце, – как за ним пришли и выволокли на улицу, будто обычного вора.

– Брентин был хорошим человеком. Он доставлял сообщения повстанцам еще до начала Восстания. Более того – теперь наступает новая заря, новый день, Новая республика. Отчасти благодаря таким, как он.

– Ну да, как же, – усмехается Эсмелль. – Полагаю, ты тоже считаешь себя таким же героем. Ты спасла Галактику, но потеряла сына. Стоило ли оно того, дорогая сестрица?

«Ах ты… ядовитая каньонная гадюка…»

Входит жена Эсмелль, Шайрин. Она берет Эсмелль под локоть и целует ее в щеку.

– Эсме, как насчет горячего чая? Я оставила термокружку на плите.

– Да, да, конечно. Я… я выпью чаю.

Эсмелль натянуто улыбается и семенит на кухню.

Шайрин вздыхает. Она разительно отличается от Эсмелль – та худая и хрупкая, бледная, словно привидение, Шайрин же упитанная и мягкая, с темной, как земля, кожей. Волосы у нее короткие и вьющиеся, в отличие от Эсмелль, у которой они серебристой волной падают на спину.

– Шайрин, ты тут вовсе ни при чем…

Та цокает языком:

– Успокойся, Норра. Я как раз при чем. Я люблю Теммина как собственного сына. Но ты должна понять, что он не наш сын. – Норра пытается возражать, но Шайрин обладает магической способностью мягко, но решительно прекращать любой спор. – Не пойми меня превратно, просто имела в виду, что мы не были к этому готовы. В нем – твоя искра. Твоя и Брентина. Да, он ведет себя вызывающе, но лишь потому, что умен, словно хлыстозмей, и сообразителен, словно птица-парусник. Прости Эсмелль. Прости меня. Мы просто не были готовы. А поскольку ты улетела, что нам еще оставалось?

– Я должна была улететь. Чтобы сражаться.

– Знаю. И мне очень жаль, что ты так и не нашла Брентина.

Норра вздрагивает, словно от удара. Шайрин явно не имела в виду ничего дурного – судя по ее лицу, слова ее совершенно искренни, а вовсе не попытка хлестнуть побольнее. Но от этого все равно не легче.

– Он не был преступником.

– Знаю. И Эсмелль тоже знает.

За окном небо раскалывается от очередного раската грома. По стене дома хлещет ливень. Обычное дело для этого времени года – грозы-маусимы уже пришли и ушли, уступив место сезону дождей.

– На самом деле все не так, как ты думаешь, – говорит Шайрин. – Теммин заботится о нас больше, чем мы о нем. Он помогает нам оплачивать счета, появляется в начале каждой недели с корзиной фруктов и хлеба, иногда приносит вяленое мясо вирга или пряную аргезскую колбасу. Если у нас ломается испаритель или насос, он приходит с запчастями и инструментами и все чинит. Мы пара старых клуш, и он хорошо о нас заботится. Нам будет его не хватать.

– Вы можете отправиться с нами. Предложение остается в силе…

– Норра, к счастью или к сожалению, но мы пустили тут корни. Мы так же вросли в этот холм, как и сад на дороге, как и кости в земле. А ты забирай своего мальчика туда, где вам будет лучше.

– Непохоже, что он сам этого хочет, – вздыхает Норра.

– Что ж, у него тут своя жизнь. Та его лавка…

«Та его лавка».

Норру внезапно осеняет.

– Вот куда он отправился, – хмуро говорит она. – Теммин даже не собирался сюда приходить. Он вернулся в свою лавку.

«Мне вообще не следовало его оттуда забирать», – думает Норра.

– Что ж, тогда, вероятно, с ним все в порядке…

– Ничего не в порядке. Помнишь преступников, которых я упоминала? Они будут его искать. Проклятье! И как я раньше не догадалась? Его вовсе не схватили штурмовики, он просто сбежал. – Вздохнув, она прижимает ладони к глазам, столь крепко, что под веками вспыхивают и тают звезды. – Мне придется позаимствовать ваш бала-бала.

– Конечно, Норра, – грустно улыбается Шайрин. – Все, что пожелаешь.

«Проклятый дождь!» – думает Теммин. Он лежит на животе на крыше магазинчика мастера Хайорка, торговца горячими булочками дао-бен, прямо напротив своей собственной лавки. Хоть он и накрылся брезентом, но все равно промок, словно красноглазая иловая крыса, свалившаяся в бак с водой. Дождь не дает ему двинуться с места, будто удерживая божественной дланью.

Он снова подносит к глазам макробинокль и переключает его в режим ночного видения.

Двое прихвостней Сурата Нуата – пузатый абеднедо и герглик с маслянистой кожей – продолжают заниматься тем же, чем занимались весь последний час: с лязгом, грохотом и плеском вытаскивают на улицу барахло из лавки Теммина. А с крыши поблизости то и дело спускается парочка ковакианских обезьящеров, которые выхватывают из груды блестящие кусочки металла и вновь убегают прочь, пронзительно гогоча, словно маленькие сморщенные безумцы.

Изнутри доносятся грохот, звуки сверла, крики.

Негодяи пытаются понять, как проникнуть в подвал. Им нужно то, что он украл у Сурата.

Вот только Теммин сам не знает, что именно он украл.

Наверняка какое-то оружие.