- Киай!

Он помнил все, что нужно. Сделай сознание пустым, учил его старый мастер. Тело должно двигаться само собой, без команд мозга. Уход в сторону. Блок. Удар! Уход. Блок. Удар! Ритм, ритм, ритм! Рассеченное плечо будто горит огнем. Не обращать внимания! Боль можно отключить, подавить силой воли. Разворот корпуса. Страшное тонкое лезвие, тоньше бритвы, со свистом проходит мимо. Тычок пальцами в сонную артерию. Удар ногой в прыжке в переносицу, не защищенную шлемом. И - тут же сальто назад, чтобы уйти от очередного удара алебардой. Опасность! Захват сзади, сильный и профессиональный. Кано Тодзо, разъяренный неудачей своих солдат, сам кинулся на врага. Что будет, если он, облаченный доверием самого князя, вернется ни с чем? Это страшнее, чем любые муки, страшнее, чем сама смерть. Мощной рукой он обхватил странного человека за горло, другой выхватил из-за пояса кинжал с узким длинным лезвием.

- Тебе конец! - прохрипел он.

Тебе конец, непонятный человек, подлый заговорщик! Кано Тодзо ненавидел и боялся его, расправляющегося с вооруженными самураями. Он убьет его и насадит его голову на копье, чтобы все видели: Тодзо достоин своего отца…

И эта мысль была последней в мозгу самурая.

Затылок его, защищенный огромным рогатым шлемом, словно взорвался от страшного удара сзади, и он умер еще до того, как тело его коснулось земли. Полузадохнувшийся Оузма поднял голову и увидел Кумико, стоявшую над трупом врага.

- Спасибо, - еле проговорил он.

Бой был недолгим. Самураи, ожидавшие легкой прогулки и славы, встретились с грозным и невидимым оружием. Скованные животным ужасом, они умирали один за другим, уже не думая сражаться, а желая лишь спастись, но их догоняли по одному и приканчивали безжалостными ударами. Десяток солдат неподвижно лежали в траве. Догорала развалившаяся хижина, в течение пяти долгих лет служившая пристанищем старику Оз и его ученикам. Все было кончено. Лишь Чико перевязывал себе рану, и тихонько плакала Кумико, держа на коленях седую голову мастера Оз. Он был еще жив, глаза его были открыты, но зрачки мутнели, а вдоль горла шел страшный кровавый рубец.

- Учитель, - прошептал Такаси Нузми.

- Где остальные? - еле слышно спросил Оз.

- Здесь. Все живы, не волнуйтесь. Мы вылечим вас, вы ведь учили нас находить целебные травы…

- Нет… ЭТО ОРЭЙ, "Поклон". Этот удар смертелен. Его нанес мастер, запомните, мастер… Я так и не успел…

Все. Тело старика Оэ вытянулось, по нему прошла последняя судорога. Глаза его, мертвые, стеклянные, смотрели в синее осеннее небо и не видели ничего.

Рождение

Осторожно, с нежностью, на какую только были способны, они обмыли тело своего учителя, сильное и молодое, несмотря на возраст. Лицо его было спокойным и умиротворенным. Он выполнил свое предназначение - его уникальное боевое искусство, его наследие, осталось жить в тех, кого он воспитал, в кого вдохнул Знание. Он нашел свою смерть в бою, лицом к лицу с врагом, как подобает настоящему мастеру. Его не победил никто. И лишь последний смертельный удар, сломавший шейные позвонки, был нанесен ему сзади, коварно, по-воровски, по-предательски. Это был прием, который назывался орзй, "Поклон". И проделал его настоящий мастер, каким был и сам Оз.

Долго-долго в тяжелом молчании все пятеро стояли возле свежей могилы на вершине холма - последнего пристанища их учителя. Когда солнце исчезло за горизонтом, они отдали учителю последний поклон и молча двинулись вниз по тропе, лишь Кумико осталась стоять неподвижно, словно каменное изваяние. Ее никто не окликнул, позволяя побыть наедине с духом того, кто заменил ей отца, и она была благодарна им за это.

От хижины осталась только яма с золой. Но события дня так подействовали на четверых мужчин, что они легли на землю и окунулись в тяжелое забытье, не чувствуя ни голода, ни холода уссурийской ночи. И это была их последняя ночь в тайге, где в лишениях и опасностях они провели долгих пять лет, закаливших их до твердости отточенной стали.

Они возвращались на родину.

Наследный принц Итиро Иэхиса принимал верного слугу тюнина Осиму Кэсои в своей загородной резиденции, подальше от посторонних ушей, в час крысы, глубокой ночью.

- Значит, ушли четверо, а вернулись пятеро, - в задумчивости произнес он. - Кто эта женщина? .- Ее зовут Кумико, мой господин, хотя наверняка это не настоящее имя. Неизвестно, откуда она родом, предположительно - с Тибета. Она все время находится рядом с самозванцем, не отходя ни на шаг.

- У них что, любовная связь?

- Не знаю, мой господин. Вы можете не волноваться, у заговорщиков нет ни единого шанса. Даже если они попытаются воссоздать свою организацию, она будет неопасна, ведь мы знаем о каждом их шаге.

- Это очень ценно, - проговорил Итиро. - Тайное общество, которое можно повернуть куда угодно. Но женщина…

- Она тревожит вас, мой господин?

- Мне непонятна ее роль. Но ясно, что она появилась не случайно.

- Я проверю, мой господин.

Взгляд ясных глаз Осимы Кэсои не выражал ничего, кроме твердого спокойствия и преданности. «Жалко будет избавиться от этого пса, - думал Иэхиса-сан, - он предан мне до мозга костей, и, кроме того, его шпион среди заговорщиков… Но тюнин знает слишком много, нельзя оставлять такого свидетеля. Жаль, жаль».

«Если женщина действительно шпионка светлейшего князя, - вертелась мысль в многоопытной голове Осимы Кэсои, - то наследный принц мне как гиря на ноге, сам утонет и меня потащит на дно. Придется убить и его, и ее, а свалить все дело можно на заговорщиков». Но от своих людей старый тюнин доподлинно узнал: во дворце дайме о женщине по имени Кумико никто никогда не слышал.

Пламя факелов причудливо искажает мрак гулкого помещения. Сердце бьется трепетно и учащенно, и, хотя колени немного дрожат от волнения, взгляд тверд и решителен. Сегодня особый день. Еще один ученик переступил порог школы.

Холодное лезвие ножа обжигает запястье, и кровь тонкой струйкой вливается в большую чашу - символ верности.

- Клянусь стремиться к совершенству, - раскатывается мощный голос наставника.

- Клянусь…

- Клянусь следовать по пути справедливости и защищать справедливость.

- Клянусь…

- Не бояться ни холода, ни зноя. Не жалеть сил, пота и крови во имя Знания. Быть упорным, преданным и трудолюбивым.

- Клянусь…

- Сохранять достоинство, не быть жестоким.

- Клянусь…

- Сохранять священную тайну Братства и не раскрывать ее ни за щедрые посулы, ни под страшными пытками.

- Клянусь…

И с этого дня для того, кто принес клятву, начиналась другая жизнь, с тревогами и лишениями, неимоверно трудная, полная опасностей и сурового аскетизма. В городах и деревнях, после изнурительной работы в мастерских или на полях, окинавцы спешили в места тайных сборов, чтобы там под руководством наставников превращать свое тело в оружие, перед которым не устоит ни меч, ни копье, ни стрела. Тайные общества вставали из пепла, объединяясь в союзы по всем многочисленным островам, находящимся под гнетом японских самурайских кланов. Волна восстаний прокатилась по стране, и завоеватели вдруг перестали чувствовать себя в безопасности даже под защитой многочисленных охранников. Самураи были опытными воинами, искушенными в боевых искусствах, и шансов на победу над ними было немного, и ее надо было вырвать любой ценой. Годы упорных тренировок, которыми буквально истязали себя члены тайных обществ, превращали их руки и ноги в оружие страшной разрушительной силы. Особый упор делался на их закалку, так как расколоть броню шлема или панциря могла лишь поистине стальная рука. Плотно перевитые соломенные снопы разлетались в пух, и солома заменялась песком, гравием, раскаленным железом. Костяшки пальцев твердели, теряли чувствительность, превращались в подобие самурайского меча-катаны, который нельзя было отобрать или потерять в бою. Крестьяне учились превращать в оружие любой предмет, что попадется под руку - палку, ручку ручной мельницы, мотыгу, серп, цепы для обмолота зерна. Оригинальным оружием, изобретенным в те времена, являлся трезубец-сай, кинжал с двумя боковыми отростками.