истории. Он производил по своей сущности впечатление человека глубоко честного. Он был очень добрый, и сердце Его было жалостливо. Он любил животных, и они Его. Он был очень простой, но сдержанный. Фамильярности Он не любил. Характером Он был веселый и любил разные игры. Любил Он побеседовать и заходил для беседы с солдатами в дежурную комнату, где просто сидел с солдатами и разговаривал. Он глубоко любил Родину и страдал за нее в период революции. После большевистского переворота ясно чувствовалось, что Он страдает не за Себя лично, а за Россию. Он был охотник и любил охоту, но я не знаю, какие ее виды. Это была идеальная в отношении друг к другу семья, совершенно редкая» (Российский архив VIII. Н. А. Соколов. Предварительное следствие 1919–1922 гг. М., 1998. С. 104–108, 114–118)[143].

Четверо детей снова стали ученикам Гиббса: три младшие Великие Княжны и Алексей Николаевич. В течение долгих лет он хранил две дешевые тетради из Тобольска, каждая подписана: «English». «М. Romanof» [Мария Николаевна] аккуратно написала свое имя на одной обложке. Другая тетрадь принадлежала Анастасии Николаевне. На обложке значилось: «А. Romanova (Shut-Up!) Tobolsk 1917–1918». (А. Романова (Молчать!) Тобольск 1917–1918 — англ.). Однажды, когда Гиббс вышел из себя, Великая Княжна Анастасия Николаевна, самая разговорчивая из сестер, воспользовалась ситуацией. Когда англичанин велел ей замолчать, она спросила, как это пишется, и взяла фразу себе за прозвище. Великие Княжны, в распоряжении которых были только брызгающие, царапающие бумагу перья, писали удивительно похоже. Это был крупный, тяжелый почерк с сильным наклоном вправо. Анастасия Николаевна начала вести тетради в октябре, вскоре после приезда Гиббса. В них она писала диктанты и «сочинения». Мария Николаевна, главным образом, занималась переложением стихов в прозу. Так, она писала, что атаман острова Ульва обещал лодочнику «кучу денег» за то, чтобы он перевез их через воду. Мод Мюллер в стихотворении Уиттера[144] вышла замуж не за судью, а за «крестьянина» и «имела много детей, которыми сама занималась». Прекрасная невеста позаботилась, чтобы колокола не звонили в тот вечер. Мария Николаевна также пересказала стихотворение Роберта Браунинга[145] об Эрве Риле, французском рыбаке, жившем в XVII веке. «Все французы забыли своих героев и больше не говорят о них», — говорилось в изложении Великой Княжны. В тетради Марии Николаевны можно было найти даже историю «тростникового стула» и «старого кресла» поэтессы Элизы Кук[146].

Почерк Анастасии Николаевны разобрать несколько сложнее, чем почерк старших Великих Княжон. На страницах ее тетрадей встречаются имена следующих персонажей: «the young knight Lochinvar who was very brave» (молодой рыцарь Лончинвар, который был очень храбрым — англ.); король Сицилии Роберт: «He turned back and asked the priest who was sitting behind him what did those words mean. The clerk answered: „He has put down the mighty from their seat and has exalted them of low degree“» («Он повернулся и спросил священника, сидящего позади него, что означали эти слова. Клирик ответил: „Он низложил могущественных мира сего и возвеличил их низким положеньем“'» — англ.). Далее по тексту следуют тропы и фигуры речи или непереводимая игра слов. И еще: «Three fishers were lost in the roaring „waives“» («Три рыбака потерялись в ревущих „волнах“» — англ.); мужчины должны работать, а женщины должны рыдать. Мэри звала скот домой. Эвелин Хоуп «lying in the cofen, very pretty» («лежала в гробу, очень хорошенькая» — англ.).

Неожиданно, после нескольких страниц диктантов и изложений, написанных с очаровательной наивностью, орфографическими ошибками и испещренных исправлениями Гиббса, появляется фрагмент собственного творчества Великой Княжны. Анастасия написала небольшое — примерно на страницу — сочинение в форме письма другу об их путешествии на поезде из Царского Села в Тюмень. Гиббс проверил работу и исправил ошибки. Ниже приведен текст сочинения, написанного Анастасией Николаевной морозным зимним утром в Сибири:

«My dear Friend. I will describe to you who [how][147] we travelled. We started in the morning and when we got into the train I went to sleap [sleep], so did all of us. We were very tierd [tired] because we did not sleap [had not slept] the whole night. The first day was hot and very dusty. At the stations we had to shut our window curtanse [curtains] that nobody should see us. Once in the evening I was loking [looking] out of the window we stoped [stopped] near a little house, but there was no staition [station] so we could look out. A little boy came to my window and asked: „Uncle, please give me, if you have got, a newspaper.“ I said: „I am not an uncle but an anty [aunty] and have no newspaper.“ At the first moment I could not understand why did he call me „Uncle“ but then I rememberd [remembered] that my hear [hair] is cut and I and the soldiers (which where standing next to me) laught [laughed] very much. On the way many funy [funny] things had hapend [happened], and if I shall have time I shall write to you our travell father on [further on]. Good by [bye]. Dont forget me. Many kisses from us all to you my darling. Your A».

«Мой дорогой друг, я расскажу тебе о нашем путешествии. Мы отправились с утра, и когда сели в поезд, я, как и все, пошла спать. Мы очень устали, потому что не спали всю ночь. В первый день было жарко и очень пыльно. На станциях мы вынуждены были закрывать занавески на окнах, чтобы нас никто не увидел. Однажды вечером я выглядывала из окна, мы остановились возле маленького домика, но там не было станции, так что мы могли выглядывать. Маленький мальчик подошел к моему окну и спросил: „Дядя, дайте мне, пожалуйста, если у вас есть, газету“. Я сказала: „Я не дядя, а тетя, и у меня нет газеты“. В первый момент я не могла понять, почему он назвал меня „дядя“, но потом я вспомнила, что мои волосы отрезаны, и я, и солдаты (которые стояли рядом со мной) очень смеялись. По дороге происходило много смешных вещей, и если у меня будет время, напишу тебе о нашем путешествии позже. До свидания. Не забывай меня. Все тебя целуем, моя дорогая. Ваша А.».

Глава XII

Сибирская зима

В то время как Великие Княжны писали диктанты и постигали премудрости английского синтаксиса