Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В смысле?
– Давай оставим все, как было. Я обещаю – буду вести себя так, как ты хочешь. Буду работать администратором, ни словом, ни жестом даже не намекну на что-то иное при посторонних. Только позволь мне быть рядом, я уже не смогу без тебя! Ох, прости, – заметив недовольную гримасу Алексея, Ирина заторопилась: – Все-все, обещаю, больше об этом не говорить. И с тетей мы помиримся, вот увидишь! Только давай все оставим как было, пожалуйста!
Умоляющий взгляд, слезы на щеках, дрожащие губы. Ну что ты будешь делать? Вот ведь вляпался! И зачем только он подпустил эту глупышку так близко?
– Ладно, проехали. И поехали.
– Куда? – робкая надежда в глазах.
– Домой, конечно.
– Спасибо, – вопреки опасениям Алексея Ирина не повисла с визгом на его шее, а лишь благодарно улыбнулась, вытерла слезы и, нацепив темные очки, вышла следом за боссом.
В коридоре она забрала у Майорова чехол с костюмом, так что поджидавшие у выхода из телецентра журналисты обещанной сенсации не получили. Вот Майоров вышел, ни на кого не глядя, вот появилась увешанная его барахлом помощница. И где сенсация? Где интимные объятия? Или хотя бы ласково сцепленные руки?
Облом.
Всю дорогу до дома Алексей молчал. Желания поддерживать болтовню Ирины с водителем не было. Их вообще в последнее время было очень мало, желаний. Остались лишь самые примитивные.
Майоров сам себе все больше напоминал циркового пуделя: поел, поспал, по арене попрыгал, публику развлек – и обратно в вольер. Есть и спать. Иногда с самочкой поразвлечься, так, для поддержания формы. И снова по кругу – есть, спать, по арене скакать.
И больше ничего. И никого. Алесей включил фонарик и покопался в ворохе собственных ощущений, пытаясь найти там сожаление по поводу отсутствия друзей, горечь утраты, желание изменить что-либо. Нет, ничего. Пыль, грязь, серое безразличие.
Да нормально он живет, нор-маль-но! Если еще Ирина сдержит свое обещание и прекратит его доставать, будет вообще все супер.
«Супер…опа! – прилетело откуда-то. – Поздравляем! Вы номинированы на вручение премии «Задница года!».
Алексей вяло отмахнулся от назойливого комара и закрыл глаза. Сторожевая жаба приступила к выполнению своих обязанностей.
Странно, прошел уже почти месяц после получения письма от Анны, но никаких новых посланий не было. А ведь Алексей не выполнил ни одного требования бывшей жены, более того, он даже не стал открывать счет на ее имя, как собирался сделать поначалу. Почему? Провоцировал скандал?
Вовсе нет. Алексей придумывал этому самые разные объяснения, которые озвучивал Ирине, но истина, свернувшись в клубочек, пряталась под развесистыми лопухами этих объяснений.
Он ждал Анну. Он очень хотел ее увидеть. И посмотреть ей в глаза.
И так, глядя в глаза, высказать все. И поставить, наконец, точку.
Квартира встретила их безукоризненной чистотой и идеальным порядком. А еще… Алексей недоверчиво принюхался. Нос подтвердил – да, хозяин, оно самое. И потащил его к эпицентру божественного аромата.
– Катерина! – Майорова втянуло на кухню, он шлепнулся на табурет и восторженно замер, глядя на огромный, украшенный вензелюшками из теста пирог. – Мне это не снится? Что это за восхитительное творение?
– Прям уж, – домоправительница кокетливо отмахнулась льняной салфеткой, – скажете тоже! Обычный пирог с творогом, решила вот вас с Иришей побаловать. А то и правда, что-то я в последнее время разленилась.
– Просто так, без повода, соорудить эдакотищу вкуснотищу! – Алексей возбужденно потер руки. – Катерина, я тебя обожаю. Давай-ка, отрежь кусманчик.
– Почему ж без повода, – Катерина лукаво посмотрела на появившуюся племянницу. – Есть повод, и очень приятный. Но об этом потом, а сейчас марш в ванную, руки мыть. Как мальчишка прям! Тщательно моя руки, вы помогаете обществу! А я пока чай приготовлю.
– Ага, – кивнул Алексей, – иду. Только смотрите, без меня не начинайте.
– Тетя, а что у нас за повод? – шепотом спросила Ирина, плотно прикрыв дверь.
– Чего ты шепчешь-то? Или ничего ему еще не сказала?
– Тише, пожалуйста! – племянница подошла к Катерине, обняла ее и тихо спросила: – Тетечка, ты нашла мой тест, да?
– А чего его искать, коли он прям сверху в ведре лежал, – Катерина улыбнулась и погладила девушку по голове. – Дурочка ты, дурочка! Чем ты думала-то? Одним местом? Зачем тебе ребенок? Надеешься Алексея покрепче привязать? Не получится, вспомни про Аннушку.
– Тише, тетечка, тише! – Ирина испуганно оглянулась на дверь. – Я не хочу, чтобы он знал.
– Понятно, – Катерина тяжело вздохнула и укоризненно посмотрела племяннице в глаза: – Убить дитя решила, да? Ох, девка, грех это! Как же ты допустила-то, ведь не восемнадцать лет, пора бы уже научиться предохраняться.
– Так получилось, – Ирина всхлипнула. – Тетечка, я и сама не хочу делать аборт, но одной мне ребенка не поднять. А Алексею он не нужен.
– Да знаю. Вижу, как он к тебе относится. Но в этом, Ирина, ты сама виновата. Ладно, не реви, все уладится. Я твоему ничего не скажу, а ты поступай, как знаешь.
– Что тут у вас? – появившийся в дверях Алексей с удивлением рассматривал обнявшихся родственниц. – Рыдания и пирог – по одному поводу?
– Угадали, Алексей, – улыбнулась Катерина. – Мы вот с племяшкой помирились и теперь ссориться не будем.
– Это просто замечательно! – Майоров удобно устроился на кухонном диванчике. – Так, а где же обещанный чай?
– Ох! – заполошно вскудахтнула домоправительница. – Заболтались мы тут с Иришкой, я и забыла. Сейчас все сделаю. А ты пока иди, умойся, – Катерина поцеловала племянницу, подтолкнула ее к выходу и захлопотала у плиты.
Пирог оказался замечательно вкусным, чай – ароматным, а беседа – мирной. Майоров блаженствовал. До чего же хорошо – никаких скандалов, тетя с племянницей наперебой ухаживают друг за другом и обе – за ним. Мир и покой. А больше ему ничего не надо.
После ужина Алексей включил компьютер, надеясь увидеть весточку от Анны. Надежда оказалась мертворожденной. Затянувшаяся пауза раздражала его все больше и больше. Чего хочет эта женщина? Почему молчит? Почему не добивается своего? Или у нее какие-то проблемы со здоровьем, и Анне сейчас не до того? Сколько ей осталось до родов? Чуть больше двух месяцев? А может, с ребенком сложности?
Тревожно трепыхнулось сердце. Алексей недовольно поморщился, растирая левую сторону груди. Что еще за новости? Какое ему дело до чужого ребенка? Пусть мадам сама разбирается со своим потомством!
Но сердце отказывалось подчиняться рассудку, оно раненой птицей билось в грудной клетке, словно стремясь разломать эту клетку изнутри. Беда, беда, беда! Происходит что-то страшное, непоправимое!