Она подняла голову, отбросила упавшие на глаза волосы и сердито выпалила:

— Я не знаю, Ширли. Я не знаю — потому, что я проклятая старая дева, я вообще ничего не знаю о том, как мужчина и женщина… как они… как у них… Ничего! Я все пропустила, а теперь уже поздно учиться и спрашивать, потому, что это глупо, в наши-то дни…

Ширли перебила ее странно задумчивым и негромким голосом, глядя под копыта Чаки.

— Я росла на конюшне, среди ковбоев. Но я была дочкой старого Маклеода, и ко мне никто не смел подойти. А потом были скачки, много скачек. Лошади. Я никогда никого не любила так, как лошадей. Никому не верила так, как им. Джош был моим первым, девочка. И последним. И я ни разу не пожалела об этом, хотя он толстый, краснорожий, шумный и любит пиво, от которого лошади звереют. Зато он добрый и любит меня. И мне с ним хорошо. Кто, скажи, мог мне подсказать, что мне будет так хорошо с толстым, горластым, краснорожим техасцем, который на двадцать лет старше меня? Послушай свое сердце, Белинда. Больше никого не слушай. И не думай долго. Решила — иди. А человек он хороший, Мэтью. Одинокий очень. И вроде тебя — понятия не имеет, что ему делать с собственным сердцем.

— Ширли, ты думаешь…

Ширли Белью, урожденная Маклеод, широко улыбнулась и вонзила пятки в крутые бока своего жеребца.

— А тут и думать нечего. Все ведь видно невооруженным глазом, дурочка-а-а…

Дни, проведенные на ранчо Джоша и Ширли, были самыми счастливыми в жизни Белинды и Мэтью.

Они ни на секунду не пожалели, что переехали из Большого Дома, хотя комфорта там было несравненно больше. Зато здесь было душевнее.

По утрам все четверо завтракали под открытым небом, а потом Ширли шла в кораль заниматься выездкой, а остальные любовались ее хрупкой, но такой уверенной фигуркой и мастерством, с которым она укрощала даже самых строптивых коней.

Затем наступал черед урокам верховой езды для Мэта и Белинды. К удивлению всех, кроме Ширли, Белинда явно обгоняла своего босса в мастерстве. Мэт все еще держался немного скованно, явно побаиваясь четвероногих партнеров, зато Белинда освоилась полностью.

Честно говоря, она совершенно искренне считала лошадей не только равными, но и гораздо более умными, а потому общалась с ними точно так же, как общалась бы с людьми. Разговаривала, просила прощения за неловкость, шептала секреты на ухо… Джош посмеивался, Мэт недоверчиво и с некоторой завистью хмыкал, а Ширли — Ширли загадочно молчала и смотрела украдкой на Мэта.

Потом они отправлялись на прогулки, благодаря лошадям ставшие дальними и очень интересными. И лишь вечером, уставшие и заметно загоревшие, они появлялись на торжественном ужине.

И все это время Мэтью был рядом с Белиндой. Они расставались только на ночь, а все остальное время проводили вместе. Разговаривали — или молчали, но никогда молчание не было им в тягость, а разговоры не надоедали.

Белинда нынешняя очень удивилась бы, скажи ей кто-нибудь, что она еще неделю назад была стеснительной и близорукой дылдой в кошмарных очках. Она просто не вспоминала то время — и все. Кстати, очки благополучно канули на дно злополучного обрыва, и ей пришлось обходиться без них. Буквально на следующий день она почувствовала улучшение, а к вечеру субботы, когда должен был состояться заключительный Большой Бал, и вовсе не вспоминала об очках.

На этот вечер она приберегла бордовое платье, пышное и роскошное, действительно напоминавшее о Франции, правда, времен не салонных, а, скорее, средневековых. Поскольку в таком платье невозможно было ехать верхом, Джош вызвался отвезти всех на «хаммере».

Ширли напоминала гибкую сине-зеленую змейку в своем облегающем, блестящем и переливающемся платье. Высокие каблуки она не носила из-за старого перелома лодыжки, но и изящные синие туфельки без каблуков очень шли ей.

Джош Белью, верный своим принципам, натянул фрак, но отринул галстук и щеголял с распахнутым воротом накрахмаленной сорочки. На могучей волосатой груди виднелся золотой медальон, в котором лежал черный локон Ширли.

Мэтью Карлайл, посвежевший и помолодевший, за эти несколько дней, выглядел безупречно. Идеально сшитый фрак, кипенная белизна сорочки, крахмальная бабочка, платиновые запонки — он был самым красивым кавалером этой вечеринки.

Белинда чуть задержалась и сошла в большой холл, когда все уже собрались и прогуливались по залу, цедя шампанское и вымученные комплименты друг другу. Когда она появилась на самом верху широкой дубовой лестницы, раздалось одобрительное гудение, и Мэтью Карлайл обернулся. Лицо его просияло, вмиг утратив свою обычную бесстрастность, он шагнул к лестнице и с легким поклоном протянул Белинде руку.

Сияли лучистые серые глаза, вились по плечам русые локоны, и играла на свежем, румяном личике улыбка — он знал, что это только для него. Рослая, статная, совсем не похожая на худосочных звезд подиума или блондинистых старлеток Голливуда, Белинда Карр являла сейчас собой олицетворение Женственности, и даже циничная Лора Морган чуть крепче подхватила под локоть своего магната, усмотрев в Белинде соперницу.

Зазвучала музыка, и Мэтью склонил темноволосую голову, приглашая свою Даму на первый танец Большого Бала. И совершенно неважно было, что оба они одинаково смутно представляли себе, как надо танцевать. Музыка звучала у них в сердце, и не было ни зала, ни людей — ничего, только Мэт и Белинда, и сплетенные руки, и глаза в глаза, разгорающийся жар в крови, все быстрее, быстрее, быстрее…

Лора Морган сказала преувеличенно громко, заметив, что совсем рядом с ней, сидит на кушетке Сара Блэквуд:

— Похоже, попахивает еще одним мезальянсом. Бедная старушка Блэквуд — ее голубая кровь вот-вот бросится ей в голову.

Сара Блэквуд произнесла, не поворачивая головы и вложив в свои слова все презрение, отравившее ее кровь за долгие годы:

— Во всех сказках часы бьют в полночь, после чего кареты превращаются обратно в тыквы. Служанка может нацепить бриллианты — от нее все равно будет нести потом.

Лу Фонтейн, бледная, вымотанная, усмехнулась, покачала головой, и от бриллиантовых серег метнулись по дубовому залу радужные блики.

— Лучше уж потом, Сара, чем мертвечиной.

Миссис Блэквуд возмущенно раздула ноздри, но в этот момент Тед Тернер галантно склонился над Лорой Морган.

— Позволите ли пригласить вас на танец? На правах бывшего работодателя… Ах, Лора, Лора, что же ты натворила, моя золотая шлюшка… Зачем тебе этот полутруп? Разве у меня меньше денег?

— У тебя больше жен, Тедди. Прошлых и нынешних. А козлик — трижды законный вдовец. И о чем ты так грустишь — не понимаю.

— Я скажу тебе… чуть позже, ночью. Придешь?

Потный, красный мистер Армстронг поднял налитые кровью глазки от карточного стола, на котором двумя аккуратными дорожками лежали карты, его и Джоша Белью. Джош ласково улыбнулся.