— Что же… Гончарова я помню. Способный был делец. Когда-то… — и, помолчав, спросил: — А скажи-ка мне, Адвокат, по совести — зачем тебе-то нужна эта баба?

Олег внутренне весь напрягся и тяжело катнул желваки под небритыми щеками:

— Это не баба. Это… Я за нее пол-Москвы вырежу!

— М-да? — Было видно, что Антибиотик что-то очень быстро просчитывает в уме, взвешивая плюсы и минусы различных вариантов своего решения. Наконец он ласково улыбнулся Олегу:

— Ну-ну, не кипятись! Пол-Москвы, говоришь? Пол-Москвы не надо, лишнее это, но кое-кто в златоглавой действительно зарвался. Ну да об этом после. А сейчас…

Званцев вздрогнул от резкого телефонного звонка и сам про себя удивился предельной натянутости своих нервов. Звонок был междугородным, и инстинкт выжившего фронтовика подсказал Олегу, что звонит Гурген. Званцев хотел было встать и выйти из кабинета, но Антибиотик жестом остановил его и переключил телефонный аппарат на громкую «беструбочную» связь.

В кабинете раздался чуть искаженный расстоянием и помехами уверенный голос с плавающим грузинским акцентом:

— Приветствую тебя, дарагой! Как дыла, как здоровье?

— О! С Божьей помощью, — бодро ответил Виктор Палыч. — День добрый, а как твои дела? Как столица?

— Шумыт сталица, да…

— А как здоровье?

— Тваими малытвами, дарагой. Все слава Богу, да вот малчики твои мыня агарчили. Приехали в чужой город, нанимаешь, на двух машинах, напачкали и соскочили, не прибрав, не рассчитавшись.

Антибиотик скосил глаз на Олега, который стиснул зубы так крепко, что их аж заломило.

— Так молодые, озоруют, резвятся, что им…

— Неправильное озорство, — голос в Москве чуть загустел и приподнялся в тоне. — Ответить придется, да… Ласковые тона в голосе Антибиотика тут же пошли на снижение:

— Зачем так сразу? Ребятки правильно поступили, от хулиганов девушку спасли.

— Э-э… Ты меня нэ понимаешь, дарагой. Хорошие луди были, да… Братва волнуется, недовольные есть, успокоить надо…

— Что ж… У нас пацаны серьезные, и тоже очень недовольны московским гостеприимством… А Катерина Дмитриевна с нами работает, обижать нельзя…

Олег снова вздрогнул. Он был готов поклясться, что не называл Антибиотику Катиного отчества.

В Москве возникла недолгая пауза.

— Пачиму мы раньше не знали, а?

Антибиотик горестно вздохнул в трубку, подмигнув Олегу:

— Все мы, к сожалению, узнаем все не сразу, а постепенно. А может, к счастью это. Я вот тоже не сразу узнал, что твои в Твери с чухонцев получают…

Видимо, для Гургена это было большим сюрпризом, потому что он замолчал. И только после длительной паузы сказал:

— Э-э… Мы поняли друг друга, дарагой. Прыятно пабиседовать с умным чэловеком, да… Будишь в Москве — для хорошего человека всегда настоящая «Хванчкара» найдется… Будь здоров, дарагой… «Хванчкара», кстати говоря, была любимым вином Антибиотика.

— О! Ну после такого обещания — буду непременно. Как-нибудь. Только вот с делами разберусь… Удачи тебе, дорогой…

И связь прервалась. Званцев почувствовал, как под свитером его рубашка прилипла к телу. Виктор Палыч еле заметно усмехнулся:

— Ну, Адвокат, пойдем к твоей избраннице, а то она поди заждалась, тем более с дороги вы…

Когда мужчины вышли из кабинета, Катя резко вскочила с дивана навстречу. «Ну что вы, Катенька, сидите», — запротивился было Антибиотик, но Катерина увидела, что ему было приятно. Виктор Палыч ласково глядел на Олега и Катю: ни дать ни взять — посаженый отец на свадьбе, а по совместительству — опекун-затейник.

— Ну что, молодые люди, живите в радости. Отдохните чуток — и за работу. Работать надо, а не воевать! Любовь, она ведь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. А сейчас самое время дела делать…

У Кати комок подступил к горлу, потому что именно эту фразу точно с такой же интонацией любил последний год повторять Вадим Петрович Гончаров.

Вот так Катерина вернулась в Ленинград. Жить она стала у Олега — сначала Кате было слишком страшно ехать к матери, ну а потом… В первые дни после бегства из Москвы Олег возился с ней, как с заболевшим ребенком: никуда не отходил, кормил чуть ли не с ложечки, приволок в дом кучу разного фирменного шмотья, большая часть которого Катерине, естественно, не подошла — либо по размеру, либо по стилю. Жил Званцев теперь на Петроградской стороне в большой, но абсолютно неухоженной квартире. Поначалу, конечно, ни о каком сексе между ними не могло быть и речи — слишком силен был шок, пережитый Катей. Но мало-помалу природа начинала брать свое — им ведь было-то всего ничего, по двадцать пять лет. Однажды с утра Олег, одуревший от изнурительных ночных эротических видений, зашел в ванную (зашел в чем спал, а спать он еще в армии привык абсолютно голым), а там Катерина в таком же наряде — душ принимать собралась — стояла, вся выгнувшись, как кошка, и хлопала глазами… Короче, душ они уже потом приняли вместе и совершенно не торопились выбираться из ванной, игнорируя надрывавшийся в прихожей телефон. В реальный мир, правда, вернуться все-таки пришлось, когда кто-то забарабанил по входной двери с явным намерением ее в конце концов высадить. Олег чертыхнулся, оторвался от мокрой стонущей Катерины и, намотав полотенце вокруг бедер, побежал открывать дверь, прихватив по привычке с тумбочки в прихожей свой ТТ.

На лестничной площадке стояли встревоженные Танцор с Доктором. Подозрительно оглядев Олега (а видок у него был, прямо скажем, странноватый — голый, мокрый, с абсолютно глупой и счастливой улыбкой и с пистолетом в руке), Доктор спросил:

— Адвокат, ты в порядке? У нас же стрелка сегодня с Ваней Витебским. Мы тебе звоним, стучим… Стряслось что?

Олег вытер рукой лоб и, не приглашая Танцора с Доктором в квартиру, ответил:

— Я это… приболел малость. Смотайтесь сами, поговорите… Вы же в курсе проблемы? А мне отлежаться надо.

И он захлопнул дверь перед обалдевшими братками, которые только покрутили головами, постояли в недоумении и потопали вниз по лестнице под аккомпанемент страстных стонов, слышных даже через двери…

Так они и зажили. На этот раз у Катерины не было никаких иллюзий относительно «работы» Олега. Она прекрасно отдавала себе отчет в том, что он был бандитом или, как тогда говорили, рэкетиром. Впрочем, говорили об этом тогда, в 1988 году, еще мало…

О Сергее они условились не вспоминать. Они знали, что Челищев работает в прокуратуре, и не хотели ломать ему жизнь своим появлением из прошлого. Антибиотик постоянно искал новые контакты в правоохранительных органах, спрашивал Званцева и Катерину об их бывших однокурсниках, но они отговаривались тем, что связи все утратили — слишком давно, мол, все это было. Виктор Палыч намекал, что для пользы дела связи-то можно было бы и возобновить, особенно если кто-то уже вырос, но сильно на Олега с Катей до поры не давил, так — посмеивался… А они твердо решили про Сергея не рассказывать.