Элли заметила, каким взглядом припечатал её Сиф.

– Я не хочу, чтобы она вмешивалась, – объяснила она. – Это слишком опасно.

– Я думаю, Анна сумеет за себя постоять, – заметил Сиф.

– Пошли, – сказала Элли. – За дело!

Проведя час за вытаскиванием гвоздей из половиц, они сумели добиться того, чтобы доски обваливались вниз, и тут Элли показалось, что она слышит доносящееся с улицы негромкое позвякивание.

– Хм, я, пожалуй, сунусь в приют, поговорю с Анной, – сказала она, убедившись, что Сиф всецело поглощён половицами. Она вышла за порог мастерской и быстро закрыла за собой дверь. Финн стоял, прислонившись к стене, вальяжно подперев подбородок кулаком.

– Уходи, – зашипела она. – Он не выйдет.

Финн разочарованно пожевал губу.

– Ладно, – хмуро сказал он. – Твоя взяла. Если только…

Сердце Элли зачастило.

– Если только что?

Хмурое выражение на лице Финна смягчилось и истаяло.

– Если только мои планы не поменялись. Думаю, пора мне напомнить тебе, кто из нас умнее.

Элли продела большой палец в дырку на рукаве бушлата.

– Финн, ты ничего не можешь сделать. Он со мной здесь в безопасности.

– Я знаю, – сказал Финн. – Но не она.

Он ангельски улыбнулся и метнулся за угол. У Элли от тревожного предчувствия засвербело всё тело.

– Анна.

Она припустила через улицу к приюту. Она заглянула в спальню Анны, в кухни, в кладовую, где забытые вещи прежних сирот занимали всё место до потолка. Анны нигде не было.

Фрай и Ибнет растянулись на полу в игровой комнате.

– Где Анна? – спросила у них Элли.

– Гуляет, – сказал Ибнет.

– Где?

– Там празднуют годовщину казни Семнадцатого Сосуда, – сказала Фрай и помахала перед глазами Элли мошной. – Гляди, Элли, Анна учила меня, как обчищать карманы. Это кошель Ибнета – я вытащила его, а он даже и не заметил!

Ибнет подскочил и метнулся через всю комнату отбирать свои деньги, но Элли уже развернулась и помчалась обратно в мастерскую.

– Анны в приюте нет, – сказала она Сифу. – Я думаю, Финн попытается подстроить ей какую-нибудь пакость. – Сердце в груди у девочки бухало, как пушка. – Я собираюсь пойти и отыскать её. А ты…

– Оставайся здесь, – угрюмо пробурчал Сиф. – Да, я знаю.

~

Рынки неизвестного святого примостились на самой южной оконечности Города, на Незыблемой набережной. Они растекались по дюжине улиц и бесчисленным переулкам десятками прилавков и сотнями покупателей. Элли приходилось подныривать и уворачиваться в толпе, выискивая глазами Анну. Она вышла на открытую площадку, где в честь праздника был сложен жадный, пышущий жаром костёр. Но люди стояли вокруг него смурные, дети вяло размахивали своими флажками. Элли подумала, что сложно праздновать годовщину того, как был убит один из прежних Сосудов, когда новый Сосуд свободно ходит по Городу.

На углу площади Элли прошла мимо массивного и кажущегося неколебимым здания, которое она также всегда полагала заброшенным. Окна были забиты досками, крыша ощерилась шипами, на парадной двери висел блестящий серебряный замок. На глазах у девочки инквизитор подтащил к дому хилого мужчину, скованного цепями. Он забросил его внутрь здания и следом вошёл сам, хлопнув за собой дверью.

Элли прислонилась к прилавку ювелира, чтобы перевести дух, и покрутила головой, выискивая взглядом копну ярко-рыжих волос или знакомый синий свитер.

– Эй, смотри хоть, до чего дотрагиваешься! – завизжал хозяин прилавка.

Трое кряжистых мужчин просеменили мимо, перенося ящики с угрями; ещё один пожилой лавочник загорланил, убеждая её купить литографический оттиск Врага.

– Сожги оного в костре! – голосил он. – Изгони Врага всего за двадцать пенни!

Элли потёрла виски и попыталась думать, как Анна. Куда бы она пошла? Рыночные ряды, где можно купить разве что серёжки или рыбу, не заинтересуют Анну. А моряков, которым можно докучать, здесь, в такой дали от доков, наперечёт.

– Думай, думай, думай, – внушала самой себе Элли. Где вблизи от Незыблемой набережной самое шальное и опасное место? – Устричное готовище! – воскликнула она.

Анне там нравится! В одном месте соединилось столько её любимых вещей: и опасный стометровый обрыв, и чайки, в которых можно плеваться вишнёвыми косточками, и седоголовые рыбаки, у которых можно научиться новым бранным словам.

Элли припустила бегом, пролетев между труппой музыкантов и четвёркой ребят, кидающихся друг в друга сардинами. Чем ближе она подходила к морю, тем круче вздымалась огромная башня, высившаяся над окружающими её постройками. Её называли Башней Змея. Когда-то это был маяк, и на вершине его каждую ночь горел сигнальный огонь. Снаружи, закручиваясь спиралью, здание обвивала высеченная в камне статуя необхватного морского змея, давшего башне её название, такая громадная, что по внутренности её бежала лестница. Когда Элли с братом были маленькими, Эллина мама часто водила их на вершину башни. А когда брату становилось страшно на высоте, мама кутала детей, обнимала их и пела. В любой другой день от одного вида башни у Элли на душе стало бы покойно и тепло.

– Анна! – кричала она, бешено вертя головой. – Анна!

Элли вылетела из переулка, и море раскинулось у неё перед глазами, а шум бьющих в берег волн наполнил уши. Незыблемая набережная не спускалась протяжно к воде, а круто падала в море – это была скала, слепленная из сотен ушедших под воду зданий. Каждый день с наступлением отлива стены этих зданий были облеплены тысячами устриц.

Сработанные Эллиной мамой устрицеловки тяжелобоко ползали тут и там по стенам, собирая устриц в полость на собственном брюхе. Оттуда устрицы падали в мешок, волочащийся позади машины, словно яйцевая капсула какого-нибудь насекомого.

От стен Устричного готовища тянулась разросшаяся сеть деревянных мостовых и платформ, поднятых над уровнем моря на высоченных сваях и соединённых верёвочными мостами и лестницами. К платформам на длинных верёвках были подвешены клетки для ловли лобстеров и лангустов, которыми кишели скрытые под водой крыши. Рыбаки вытягивали ловушки для лобстеров из воды и относили полные клетки наверх, в Город. Некоторые рыбаки и жили здесь же, в построенных на платформах хижинах, и верёвки для просушки белья путались в гроздях устриц, которыми были обсыпаны деревянные сваи.

И вот здесь, на самой дальней от Города платформе, и обнаружилась Анна, которая сидела на краю, болтая ногами и мрачно глядя в море.

– Анна! – закричала Элли. – Анна Стоунволл!

Но голос её заглушил ветер. Она скользнула взглядом по плоской улице, вившейся по краю Устричного готовища, и мгновенно увидела его – он сидел на скамье, праздно накручивая на палец прядь золотых волос.