Серена взглянула на коричневую бутылочку и белую тряпку, и ей в голову пришла идея.

— Нет. Оставь все это мне, Куинни. Я отнесу ему лекарства. Зайди попозже. Тогда и сделаешь мне прическу.

— Хорошо, мисс.

Лекарства. Как она их ненавидит! Они напоминают о несовершенстве мира… и о смерти. Ее отец вынужден принимать порошки и тонизирующие средства каждый день, зловонные и неприятные, чтобы продлить свою жизнь. Мысль о том, что из-за нее Малькольму потребовались лекарства, наполнила Серену чувством вины.

Она запахнула пеньюар и постучала в заветную дверь.

Прошло мгновение, и дверь широко распахнулась.

Один взгляд на него — и у нее перехватило дыхание. Он снова был в брюках, а над ними не было вообще ничего, лишь могучий торс — казалось, вылепленный из золота, — открывался взору. Грудь казалась гладкой, как у древних мраморных статуй, лишь немного волос в центре. Разнообразные шрамы рассказывали историю жизни, полной испытаний.

Взгляд на его лицо — и новый укол раскаяния. Щека Малькольма побагровела, стал виден маленький порез на нижней губе.

— Я… я принесла вам целебную мазь.

Он оглядел ее с ног до головы. В его глазах не было осуждения, его лицо вообще не выражало эмоций.

— Спасибо, — сказал он и протянул руку.

Ей стало не по себе, и она покрепче вцепилась в склянку.

— Могу я войти? — услышала Серена собственный голос.

Были тысячи причин решить, что она делает ошибку. Это было неуместно, неприлично, стыдно… В конце концов, там были пауки! Она выбросила все это из головы и переступила порог.

Она впервые смогла внимательно рассмотреть место, которое служило ему спальней. Стены были без штукатурки, и он использовал деревянные перекладины как полки. Несколько книг, возможно, позаимствованных из библиотеки лорда Аски, выстроились на одной полке, расческа и бритва — на другой. Узкая постель, безусловно, слишком короткая для мужчины такого роста, стояла у стены, разделяя их. На перекладине над подушкой лежали кобура его пистоля и ножи. Пахло старой древесиной и плесенью. Разумеется, мало радости ночевать в таком месте. И тем не менее он охотно пошел на это. Ради нее.

— Позвольте, я помогу вам нанести мазь, — сказала она.

— Я и сам сумею справиться.

— Нет, я хочу это сделать. Это… самое меньшее, что я могу сделать.

Его лицо стало менее хмурым, но лишь чуть-чуть.

— Хорошо.

Серена нервно глянула на его полуобнаженное тело.

— Покажите, где болит.

Малькольм поднес к ее глазам правую руку, ладонью вниз. Суставы пальцев были бледными, и посреди кисти была рана. Серена не могла поднять глаз — так ей было стыдно.

Она открыла бутылочку и вылила немного пахнущей травами жидкости на ткань. Положила свою руку под его, чтобы удержать ее на весу, и осторожно коснулась разбитой кожи. Сейчас ей было хорошо видно клеймо на его ладони, и она жадно разглядывала каждую безобразную деталь шрама.

— Так лучше?

— Да. — Его лицо смягчилось, и он задумчиво произнес: — Спасибо.

— Что еще у вас болит?

Малькольм поднял левый локоть и открыл ее взору темный синяк на груди.

— Я и вздоха не могу сделать, чтобы не вспомнить рожу ублюдка, который это сотворил.

Серена вздохнула и пропитала ткань бальзамом еще раз.

Он слегка вздрогнул, когда она приложила мазь, крепко надавив на кожу. Серена чувствовала приятный запах, исходивший от тела Малькольма. У него был плоский, крепкий живот, каждый мускул был четко очерчен. Слишком поздно она поняла, как здорово было бы наносить лекарство голой рукой, а не тканью.

— А щеку? — спросила она.

— Да, она меня порядком беспокоит.

Он был слишком высок для нее — не дотянуться.

— Пожалуйста, сядьте.

Малькольм присел на краешек своей постели, и она оказалась меж его коленей. Волосы у нее на висках были все еще мокрыми после ванны. Она поднесла влажную ткань к его щеке и слегка коснулась ее. Ужасный синяк искажал и деформировал его прекрасное лицо. Еще один укол раскаяния пронзил Серену. Эта отметина появилась из-за ее дурного характера. Если бы не она, Малькольм бы не пострадал. Она заглянула ему в глаза — он тоже смотрел на нее.

Даже уязвленное самолюбие не удержало Серену от признания:

— Мне так жаль, что я втравила вас во все эти неприятности!

— Мне тоже.

Его ответ причинил ей жгучую боль.

— Я не должна была набрасываться на вас. Мало того, что я оставила Зоэ одну, что само по себе верх легкомыслия. Но я еще подвергла опасности вас, и это было безрассудно, глупо… и жестоко.

Малькольм закрыл глаза, его веки над густыми черными ресницами казались белоснежно-белыми.

— Извинения приняты. Я рад узнать, что вы больше себе такого не позволите.

Но Серена еще не закончила.

— Вы вступились за меня. Не многие мужчины сделали бы то, что вы, особенно учитывая, как я с вами обращалась. Я действительно очень благодарна. И я просто… хотела…

Все ее существо велело ей не делать этого, но она отказывалась слушать. Серена положила руки на его обнаженные плечи и потянулась к его губам.

Это был легкий поцелуй, ничего более. Дарованный ему здесь и сейчас. Его губы были мягкие и теплые. В глазах читалось удивление ее порывом. Но затем он обвил ее стан своими большими руками, и внезапно она оказалась в плену его объятий. Малькольм склонился к ее лицу и ответил на поцелуй, который становился все более страстным.

Его губы терлись о ее губы, воспламеняя огонь внутри ее. Серена закрыла глаза, вдыхая исходивший от Малькольма запах мыла и свежести. Завернутая в одеяло из кожи и плоти, Серена мурлыкала от удовольствия. Поцелуй благодарности стал поцелуем страсти, и он в мгновение ока дал ей то, в чем она нуждалась. Она чувствовала солоновато-сладкий привкус крови, сочившейся из ранки на его губе, и он вызвал в ней невероятное по силе желание, которое она была не в силах обуздать.

Ощущение голой кожи под пальцами вновь пробудило в ней тягу к мужчине. Но эта страсть так сильно отличалась от того, что она испытывала во время своего первого романа! То неловкое свидание было плодом ее желания завоевать мужчину, плодом любопытства и погоней за удовольствием. Сейчас же она хотела показать Малькольму Слейтеру свои чувства, она отчаянно жаждала доставить удовольствие ему.

Его поцелуи изумляли ее. Никакого следа искусной техники, никаких искусственных подходов. Сперва его губы мягко распахнулись навстречу ее губам, его ответный поцелуй был осторожным, как дикий зверь на тропе охоты. Но когда он понял, насколько велико ее желание, его подлинная страсть прорвала все барьеры. Его поцелуи были такими необычными и странными, такими безыскусными, как будто с их помощью он говорил о том, что у него на сердце.