Тот смерил ее насмешливым взглядом:

— Ну, тогда мой отец — король Англии.

— Что ж, я дождусь его здесь, и тогда вы мне поверите, — с достоинством произнесла Кейт.

— Покажите ему подвеску, — прошептала Мэтти.

Кейт вытащила из бархатного кошелька пакетик и развернула его. Большой сапфир заиграл на солнце всеми своими гранями.

— Ну, теперь вы мне верите? — с вызовом спросила Кейт.

Стражник моментально понял свою ошибку.

— Я прошу прощения, леди. Но тут столько всяких чудаков ходит. Да, герцог заседает сейчас с Советом в цитадели Цезаря[26]— видите вон там большую белую крепость? Я стоял на посту, когда он прибыл. Герцог Глостер выходил на час или около того вместе со своими сторонниками, но потом вернулся. Вид у него был не очень довольный.

— Ну вот! — вздохнула Кейт. Похоже, ее дурные предчувствия оправдывались: что-то пошло не так.

— Входите, миледи. Вообще-то, простым людям не возбраняется входить в Тауэр. Мы здесь стоим, чтобы не допускать всяких смутьянов.

Часовой махнул рукой, пропуская двух девушек через ворота. Они оказались в наружном дворе замка и двинулись мимо большого огороженного шлюза, где Темза плескалась о ступени. Мэтти прекрасно ориентировалась в Тауэре.

— Я уже бывала здесь, миледи, — сообщила она. — Дядюшка приводил меня посмотреть на львов и других животных, которые содержатся в зверинце. Он здесь служит надзирателем. Мы несколько раз обедали у него в доме.

Слева от них располагались внутренние укрепления, высокие древние сооружения. Кейт подняла голову и увидела в одном из верхних окон лицо молодой женщины. Окно было забрано решеткой.

— Там кто-то есть, — сказала она Мэтти. — Какая-то женщина. Она что, заключенная?

— Я никого не вижу, — ответила горничная.

Кейт была озадачена, ибо девушка все еще смотрела через решетку. Но Мэтти пошла дальше, и Кейт последовала за ней под арку, потом — по узкому проходу. Они оказались перед массивными воротами, за которыми явно находилось то, что называли цитаделью Цезаря, — сооружение из белого камня. Справа от них была высокая стена, а за ней — какое-то здание.

— Это королевский дворец, — пояснила Мэтти. — Туда никого не пускают. А вот эти большие ворота впереди — это вход, он называется Колдхарборгейт.

— Где-то здесь находится юный король, — сказала Кейт.

Несчастный мальчик, подумала она, проводит целые дни напролет в государственных заботах, окруженный придворными, и совсем не общается со сверстниками. Эдуарду приходится не только готовить уроки, но еще и учиться тяжелой науке управления подданными. Он должен был посещать заседания Совета — так ей говорил отец, — но в последнее время его величество освободили от обязательного присутствия, потому что он страдал какой-то болезнью челюсти, от которой придворный врач никак не мог его вылечить.

Ну ничего, когда к Эдуарду присоединится младший брат, ему станет повеселее. Решение отца доставить сюда также и герцога Йорка Кейт находила весьма мудрым, к тому же оно свидетельствовало о том, насколько близко к сердцу Ричард Глостер принимает состояние племянника.

Из прохода Кейт и Мэтти вышли на лужайку Тауэра — широкое, поросшее травой пространство во внутреннем дворе. Вокруг высились громадные башни, связанные стенами галереи, и лиственные деревья, дававшие густую тень. Мэтти показала на лейтенантский дом — аккуратное здание слева, на часовню Святого Петра «в оковах», куда ходил на службы гарнизон Тауэра. Дальше находилась широкая площадь, где, как узнала Кейт, иногда устраивались рыцарские турниры.

Народу здесь было немного. Четверо стражников играли в кости на скамье. Двое их товарищей стояли на часах у Колдхарборгейт. На лужайке перед часовней несколько человек пилили дрова. И все, больше никого не видно. Правда, Кейт слышала, что где-то недалеко ржут и храпят лошади.

Потом неожиданно с другой стороны ворот донеслись крики:

— Дорогу милорду Гастингсу!

Часовые переглянулись, пожали плечами и открыли ворота. Через них тут же быстро прошествовал небольшой отряд рассерженных людей. Один из них, чиновник в черном одеянии и с жезлом, символизирующим его должность, тащил за собой хорошо одетого джентльмена, который оказывал ему ожесточенное сопротивление, хотя его лицо было искажено гримасой ужаса. Следом торопился разъяренный священник.

— Именем Бога, остановитесь! — прокричал он. — Это возмутительно! Вы не дали этому бедняге времени для исповеди или раскаяния в грехах.

— Пощадите меня! Во имя Господа, пощадите меня! — умолял джентльмен.

Кейт не стала ждать, что будет дальше. Она схватила Мэтти за руку, и они вместе побежали к проходу, где можно было спрятаться за стенами. Девушка молилась, чтобы никто их не заметил.

Они остановились на несколько мгновений, беспомощно глядя друг на дружку.

— Что тут происходит? — воскликнула Мэтти. — Что они хотят сделать с этим беднягой?

— Ш-ш-ш-ш-ш! Я и сама не знаю, — прошептала Кейт. — Не могу понять, кто из них лорд Гастингс. Но не сомневаюсь: если его светлость здесь, то он точно не позволит, чтобы случилось что-нибудь плохое.

— Да вы, миледи, словно с луны свалились, — прошептала ей в ответ горничная. — Этот бедняга и есть лорд Гастингс!

— О Пресвятая Мария! — выдохнула Кейт. — Кажется, они собираются его убить. Господи, что мы можем сделать?

Собрав все свое мужество, она выглянула из-за стены. Теперь эти люди находились на лужайке Тауэра перед часовней. На глазах изумленных пильщиков они выбрали из груды дров колоду и поставили перед ней на колени лорда Гастингса. Несчастный громко молился, и хотя Кейт не могла разобрать, что он говорит, нотка отчаяния в его голосе слышалась отчетливо. Его мучители спорили между собой, а стражник, жестикулируя, яростно возражал против чего-то. Тогда позвали другого — одного из тех, что сидел на скамье. Когда человек в богатом одеянии повернулся к ней лицом, Кейт узнала герцога Бекингема, который, видимо, был здесь старшим. Он выкрикнул слова команды, и второй стражник обнажил меч. В этот момент Гастингс с безумной скоростью затараторил слова молитвы. Взбешенный священник стоял рядом с ним на коленях.

Кейт, дрожа, отошла за стену, чтобы не видеть происходящего. Ей было совершенно ясно, что должно случиться дальше, и она не хотела быть свидетелем этого. У нее за спиной беззвучно рыдала Мэтти, в отчаянии обхватив себя руками, и Кейт обняла горничную, утешая не только ее, но и себя. Она не могла понять, как это люди ходят на казнь, словно на зрелище, даже на праздник, а именно это, видимо, и происходило сейчас в этом чужом для нее городе.