Какого дьявола он отпустил карету, приехав сюда? Именно сегодня ему меньше всего хотелось возвращаться домой вместе с дочерью. Долгое путешествие в экипаже наедине с графиней позволило бы продолжить то, что так грубо прервало падение злосчастного стула.

Марго бессильно обмякла в его руках, цепляясь за лацканы сюртука. Прервав поцелуй, Филипп мягко повернул ее к себе спиной и повернулся сам, не размыкая объятий. Тесно прильнув друг к другу, они молча смотрели на ярко освещенный парк. Филипп замер, прижавшись щекой к макушке Марго, не решаясь нарушить очарование этой минуты и вернуться к реальности, чтобы снова стать лордом Арлингтоном, галантным кавалером мадам де Корбевиль.

Марго молчала, припав спиной к его груди, ей тоже не слишком хотелось возвращаться к привычной роли. Последние отблески фейерверков погасли, небо потемнело, и послышались нежные звуки менуэта, призывавшие публику вернуться в ротонду. Первая волна гостей хлынула в ложи, заставив Филиппа и Марго разомкнуть объятия.

– Не хотите ли посмотреть на танцующих? – спросил граф, сводя свою даму вниз по лестнице.

Марго вздохнула, крепче цепляясь за его локоть.

– Будь это маскарад, я надела бы алое платье и пустилась танцевать, пока не стерла бы туфли до дыр.

– Через пару недель Доррингтоны дают маскарад, – с лукавой усмешкой заметил Филипп, ведя Марго ко входу в павильон.

Графиня печально покачала головой, тряхнув черными кудрями.

– Боюсь, я не приглашена.

Филипп улыбнулся шире и, протянув руку, отвел темный локон с ее лица.

– Я тоже.

Заметив, как лорд Арлингтон отвел прядь волос с лица мадам де Корбевиль, Генри Карлоу остановился как вкопанный. Кровь бросилась ему в лицо. Сердце принялось отбивать барабанную дробь, и каждый удар все звонче и злее отдавался в ушах. Что, черт возьми, происходит?

Генри приехал в Ранела с компанией друзей и провел большую часть вечера, постоянно натыкаясь на Оливию с ее проклятым воздыхателем и скрежеща зубами в бессильной злобе. Его приводила в ярость мысль о том, что Ливи собралась стать женой наглого выскочки Девира. Неужели Оливия Карлоу и все ее состояние достанутся жалкому вертопраху, который только и умеет, что играть в карты, скакать на лошади да драться на кулаках? Как не пожалеть о том, что английская церковь не поддерживает традицию запирать строптивых женщин в стенах монастырей?

И все же Генри еще надеялся, что Ливи одумается. В конце концов она поймет, что Девир немногим лучше обычного охотника за деньгами, о которых пишут в газетах. Этот человек никогда не сможет предложить ей то, что способен дать Генри, – титул, прочное положение в обществе и, наконец, воссоединение всех исконных владений Карлоу.

Ливи всегда была смышленой девушкой. Генри в ней это особенно нравилось. Ей, несомненно, придет в голову очевидное решение. Если бы только Генри удалось убрать с дороги Девира. Но может быть, этот негодяй замыслил интригу еще более изощренную?

Мадам де Корбевиль что-то сказала графу, когда они подошли к китайскому павильону, где сидели за картами их знакомые. Арлингтон рассмеялся в ответ, отчего сердце Генри едва не выскочило из груди. Руки сами собой сжались в кулаки. Охваченный гневом, он шагнул было к графу, но вовремя опомнился.

Генри хорошо знал, что такое влюбленный мужчина. Видит Бог, ему слишком часто приходилось видеть, как посол выставлял себя на посмешище, стоило какой-нибудь итальянке стрельнуть глазами в его сторону. Граф Арлингтон совсем потерял голову от любви. Он так и норовил прикоснуться к мадам де Корбевиль, словно не мог отказать себе в этом удовольствии.

Генри побрел обратно к ротонде, ощущая, как желудок скручивается в тугой узел от ужасного предчувствия. Войдя в ложу, арендованную его друзьями, он опустился на скамью и потянулся за открытой бутылкой с бренди. Одна из кокоток, захваченных из города, чтобы развлекать компанию, тотчас уселась к нему на колени. Одуряющий запах роз ударил Генри в ноздри, вызывая легкую тошноту. Сделав знак девице наполнить бокал, он залпом осушил его. Бренди огнем побежал по жилам, успокаивая расходившиеся нервы.

Потаскушка у него на коленях, похлопав ресницами, снова наполнила бокал. Ее рука, проворно раздвинув полы камзола, скользнула к нему в бриджи. Генри с отвращением оттолкнул ее. Лицо девицы ожесточилось, но недовольная гримаса мгновенно сменилась угодливой улыбкой. Опрокинув в себя второй бокал, Генри кивком указал на бутылку:

– Еще, Сюзетта.

– Рейчел, – обиженно надув губки, ответила девица. – Сьюзи танцует с лордом Гарри.

– Рейчел, – попросил Генри примирительным тоном. – Налей мне еще бренди, и тогда, возможно, мы присоединимся к лорду Гарри и твоей подруге.

Рейчел с улыбкой исполнила его пожелание. Повернувшись в сторону зала, Генри заметил Оливию с Девиром, увлеченных прихотливыми фигурами танца. Они сходились и расходились, волосы Оливии развевались, окружая голову сияющим облаком, юбки колыхались при каждом движении. Угрюмо нахмурившись, Генри проводил взглядом пару, пока она не скрылась среди танцующих.

Потерять Ливи и ее состояние было бы крайне огорчительно, но что, если лорд Арлингтон женится вновь и произведет на свет наследника? Такого удара Генри не вынесет.

Роуленд пересек двор Таттерсоллз, направляясь ко входу в конюшню, и в лицо ему сильнее пахнуло удушливым теплым запахом, смесью пыли, лошадей и кожи. Его друзья стояли в дальнем углу, обступив полукругом лорда Леонидаса Вона.

Наступил понедельник, день платежей. Неделя выдалась весьма удачной, и не только потому, что леди Оливия приблизилась еще на шаг к неизбежной капитуляции. Тейн задолжал ему шестьдесят гиней, Ривз – двадцать, а сам Роуленд никому не был должен ни пенса. Полный самых радужных надежд, он не сомневался, что восьмидесяти гиней хватит с лихвой, чтобы купить превосходного мерина, которого продавал в этот день лорд Леонидас. Едва ли кто-то предложит больше за лошадь, пусть даже выращенную в Дареме.

Роуленд зашагал по широкому проходу между денниками к оживленной кучке молодых людей, окруживших могучего мерина восемнадцати ладоней в холке, вороного, с белой отметиной на лбу, такой широкой, что морда лошади казалась пегой. Остановившись на мгновение, Роуленд окинул беглым взглядом гнедую кобылу из конюшни лорда Дандриджа. Кобыла была хороша, но вороной – просто великолепен. Казалось, он создан, чтобы нести на себе в бой закованного в латы рыцаря с развевающимся над головой знаменем.

Кивнув друзьям, Роуленд восхищенно провел рукой в перчатке по изящно изогнутой шее лошади. Потом почесал вороного за ухом. Тот громко фыркнул и, наклонив голову, ткнулся мягкими губами Роуленду в карман. Потом ухватился зубами за ткань и потянул.

– Ненасытное животное, – проворчал Роуленд, высвобождая сюртук из лошадиной пасти. Разбойник хорошо знал, где искать угощение. Нашарив в кармане кусок сахара, Роуленд скормил его лошади и отряхнул перчатки.