Я из последних сил забарахталась, тщетно пытаясь понять, кто говорит и о чем, но настойчиво лезущий в уши снег не позволял разобрать ни слова. Слишком уж глубокий выбрал сугроб Сай, чтобы я могла выбраться из него самостоятельно. И слишком уж сильно меня засыпало.

Наконец барахтаться мне надоело.

— Сай?

Я выжидательно замерла, навострив уши и пытаясь разобраться, что происходит вокруг.

— Сай…

Хвала Творцу, меня наконец услышали — где-то поблизости завыла метель, кинув в глаза пригоршню колючих снежинок и заставив зажмуриться, затем налетел порыв сильного ветра, сдувая с меня налипший снег. После чего послышались мягкие шаги, чьи-то сильные руки без труда подняли меня в воздух, а знакомый бесстрастный голос негромко произнес:

— Я здесь.

Я с облегчением выдохнула и торопливо открыла глаза. Но тут же застыла, узрев стоящие неподалеку человеческие силуэты со взведенными арбалетами в руках и два неподвижно лежащих тела, в которых с некоторым трудом можно было узнать собак, разорванных на части каким-то диким зверем.

Людей оказалось шестеро — бесформенных, закутанных в меха по самые брови и крайне недобро смотрящих на двинувшегося в их сторону инкуба. Народ у нас в Приозерье диковатый, живет на отшибе, частенько разбойничков им приходится отваживать, потому и подозрительные тут люди. Наученные уже горьким опытом. А тут — чужак непонятный. Голый, босой, окровавленный, да еще с девушкой на руках… Неудивительно, что его встретили неприветливо.

Я кинула быстрый взгляд на мертвых псов и поежилась: собаки породистые, чересчур крупные для наших краев, с ошейниками, но без поводков. Наверняка почуяли нас издалека, рванули на запах, а когда добрались до инкуба…

Я сглотнула, перехватив ненавидящий взгляд одного человека. Собаки дорогие. Такие траты в нашей глуши мог себе позволить только староста или сынок его любимый — Матфей-рукоблуд, от лап которого я когда-то спасла одну невезучую девчонку.

— Явилась? — свистящим шепотом осведомилась фигура знакомым до отвращения голосом старостиного сынка. Где-то с год его не видела, паскудника. И никогда бы его не видеть! — Давно тебя не было, ведьма. Ирша даже решила, что сгинула. А я сразу сказал, что с полюбовником сбежала.

Я с беспокойством взглянула на Сая, но инкуб, похоже, не воспринял это на свой счет. Хвала Творцу за их своеобразное отношение к женщинам, иначе у нас появился бы третий труп.

— Он тебе мордашку-то подправил? — сплюнул Матфей, не получив ответа и по обыкновению тут же обнаглев. — За дело небось?

Я машинально вытерла лицо, с отвращением отметив на руке засохшую кровь, а Сай коротко бросил:

— Еще раз вякнешь — отрежу язык. Будешь надоедать — отправишься к своим псам. Слово лорда.

Матфеюшка, перехватив холодный взгляд инкуба, моментально заткнулся. И постарался как можно быстрее отступить за спины остальных. Оно и понятно, лорды у нас нечасто бывают. Даже владетеля сюда почти не заносит — больно уж края негостеприимные. Но Сай умеет быть убедительным и даже в рванье держится так, словно одет в шелка и шагает по дорогущему мрамору. А если мужики видели, что произошло с собаками, и решили, что нарвались на мага… За убийство одаренного на Оруане положена смертная казнь. И это, вероятно, единственная причина, по которой на нас еще не напали.

— Собаки твоих рук дело? — спросила тихонько у Сая.

Тот равнодушно пожал плечами.

— Отдельно шли. Напали первыми. А я был голоден. Тебя бросил, так как нужны были свободные руки. Хозяев не убил потому, что нам нужна помощь. Мы заключили договор: я их не трогаю, а они провожают нас до деревни. Надеюсь, от местной знахарки будет толк.

Я чуть не фыркнула. Но Ирша — лучше, чем ничего, поэтому пришлось смириться и ограничиться только одним словом:

— Спасибо.

Матфея мне жалко не было. Но тот же Горд-коновод и его жена Лиона, женщины, дети, старики не заслуживали смерти лишь потому, что кто-то из охотников оказался невежей. Саю ведь все равно, кого пить. А голодному Саю — и подавно. Так что я очень надеюсь, что собак ему хватит хотя бы до вечера. А если сегодня больше никто не умрет, вознесу благодарственную молитву Творцу и буду искренне считать, что деревенские легко отделались.

— Ведите, — так же холодно приказал инкуб, поравнявшись с охотниками.

Те заворчали, но послушно развернулись и двинулись в обратный путь. Матфей ненадолго задержался, чтобы снять ошейники с мертвых собак, а потом старался находиться как можно дальше от инкуба. Хотя арбалет не разрядил и убирать его не торопился.

Кстати, пока я была в беспамятстве, Сай успел уйти далеко от того места, где я пыталась открыть тропу. Мало того, его занесло довольно глубоко в лес, откуда озера совсем не было видно. Выгнувшись и исхитрившись заглянуть размеренно шагающему инкубу за спину, я даже разглядела проделанную им убегающую куда-то вдаль широкую колею. Но толком осмотреться и сориентироваться мне не дали — у охотников оказалась с собой волокуша, которую припрятали за дальними кустами. Туда-то меня Сай и сгрузил, оставив мерзнуть в одиночестве.

Поскольку собак больше не было, а благородному лорду не пристало тянуть лямку, как простому крестьянину, то впрягаться в волокушу пришлось охотникам. Перехватив несколько недобрых взглядов, я скорчилась, подтянув под себя ноги и спрятав лицо в пушистом воротнике. Матфей дал отмашку, и мужчины, так и не проронив ни слова, спорым шагом двинулись к дому.

Сай, как следовало догадаться, жизнь им никак не облегчал, так что скорость передвижения резко упала. Но зато он прекратил тянуть силы из меня. А убедившись, что я, хоть и стучу зубами, но помирать не собираюсь, отошел подальше и, выпустив щупальца далеко в стороны, принялся прочесывать лес в поисках дичи.

Я внутренне передернулась, представив, что творилось там, где проходили жадные до живого тепла отростки. Полевые мыши, крысы, кроты, чудом пережившие долгую зиму зайцы — инкуб не щадил никого. После него в лесу оставалась широкая просека, на которой по весне, когда сойдет снег, будут тут и там попадаться крохотные скелетики. Не удивлюсь, если такими скелетиками окажется усыпан весь его путь от озера до леса. И еще не факт, что он не перехватил перед самым носом охотников их законную добычу, из-за чего тем приходится возвращаться в деревню несолоно хлебавши.

Наверное, по пути я все-таки задремала, потому что дорогу запомнила лишь короткими отрывками. Привал в памяти тоже почти не отложился, кроме того, пожалуй, что кто-то требовательно сунул в мои руки полупустую флягу с вином и заставил сделать несколько глотков. От холода это несильно спасло, как и вяло прожеванный кусок вчерашней лепешки, зато в сон потянуло с новой силой. Поэтому остальную дорогу я, кое-как согревшись под накинутой кем-то шкурой, благополучно проспала и очнулась только тогда, когда волокушу сильно тряхнуло, а меня буквально вышвырнуло наружу.

Падать на мерзлую землю было больно. Утоптанный снег ничуть не смягчил мою участь, так что ударилась я здорово и далеко не сразу поняла, что произошло. А когда в голове все-таки прояснилось и я смогла приподняться, то обнаружила себя лежащей возле самого дома старосты Гола, рядом с помятой волокушей. Недалеко стоял сам староста вместе с гнусно ухмыляющимся сыночком, чуть дальше, окружив их плотным полукругом, нетерпеливо переминались на месте деревенские мужики. А прямо надо мной, подозрительно сощурив глаза, склонилась немолодая, но еще полная сил женщина с густой копной иссиня-черных волос, в которой я сразу признала бывшую наставницу.