Он остановился перед ней и склонился, чтобы взять ее руки, но она резко отдернула их и спрятала за спину.

— Я извиняюсь, — промолвил он, — я в отчаянии, я прошу у вас прощения. Как все-таки странно, что забавная история может вдруг оказаться грустной.

Г-жа Фасибе встала и принялась ходить взад и вперед по прихожей, а Ландрекур сел, точнее просто рухнул на то место, которое она только что покинула. В позе, выдающей чрезвычайную усталость, он сидел, запрокинув голову на спинку кресла, вытянув руки, опершись ладонями о подлокотники и закрыв глаза.

— Мой дорогой Андре, — сказала ему Рози, — мы с вами решили уехать. Ведь это именно вы просили меня об этом, не так ли?

— Да, я.

— Прекрасно. Сегодня я, в свою очередь, тоже попрошу вас кое о чем.

— Все, что вам угодно, я вас слушаю.

— Вы можете сейчас говорить серьезно?

— Разумеется.

— Тогда откройте глаза, Андре. Я прошу вас сделать выбор между мной и вашим домом.

При этих словах он приблизился к ней.

— Конечно же — я выбираю вас, конечно, вас, любовь моя, — сказал он, — поедем отсюда.

Этот ответ несколько утешил ее, несколько успокоил ее раненое самолюбие, страдавшее с тех самых пор, как она появилась в «Доме под ивами».

— Поедем, — повторил Ландрекур.

— Сейчас не время об этом спрашивать, но все-таки: вы по-прежнему дорожите мною?

— Рози, как вы могли подумать?

— И в самом деле: это же ведь не вы, а ваш дом играет со мной гнусные шутки. Я не хочу этого дома. Я отказываюсь в нем жить. Продайте его. Вот все, что я у вас прошу, понимаете?

— Да, — промолвил он, — но вся моя жизнь проходит здесь, все мои дела связаны с округой, и я не смог бы покинуть эту местность, не подвергая опасности свою карьеру.

Держась рукой за перила, Рози начала медленно подниматься в свою комнату.

— Здесь есть без сомнения и другие дома, — сказала она не оборачиваясь. — Вы по-прежнему думаете о нашем будущем?

— Что за вопрос, вы в этом сомневаетесь?

Рози брала реванш. Высокопарная, прекрасно сознающая, что ставит Ландрекура в чрезвычайно затруднительное положение, она руководствовалась сейчас исключительно тщеславием, надеясь еще раз удостовериться в чувствах, которые уже не только не стремилась ему внушать, но от которых хотела освободиться как можно скорее.

— Что же, Андре, вы должны в конце концов выбрать: либо дом, либо я.

Стоя неподвижно в вестибюле, он продолжал разговаривать с ней, в то время как она взбиралась по ступенькам.

— Если я правильно понял, вы хотите, чтобы я продал этот дом? Кому же я должен его продать? Я не знаю никого, кто в наши дни изъявил бы желание купить дом, подобный этому, дом, затерянный в провинциальной глуши.

Г-жа Фасибе остановилась и повернулась к нему лицом:

— Ну если вы никого не знаете, то я знаю одного человека, — ответила она, медленно выговаривая слова. — Слушайте меня, мой дорогой, а потом мне скажите, хорошие у меня идеи или нет.

— Одного человека.

— Да, и этого человека зовут Эктор д’Альпен! Он мечтает иметь детей, а его будущая жена, как он мне говорил, любит только деревню. Этот дом находится в четырех часах езды от Парижа, что идеально как для детей, так и для родителей: это как раз то, что нужно.

Ее лицо похорошело от радости, она спустилась по ступенькам вниз, аплодируя этой прекрасной идее, на которую Ландрекур не знал что ответить.

Рози неожиданно оказалась по отношению к нему в ситуации в каком-то смысле аналогичной той, в которой была два дня тому назад Жюльетта, испытавшая страдание при одной мысли о князе д’Альпене. Рози испытывала желание порвать с Ландрекуром, но, поскольку она верила, что он любит ее, и поскольку у нее было достаточно доброе сердце, чтобы не желать причинять ему боль, Рози не осмеливалась сказать ему правду и желала, чтобы какое-нибудь событие, скорее всего непредвиденное, помешало бы скорому осуществлению их планов на будущее, а время освободило бы ее от них навсегда.

— Продать? — повторил он. — Посмотрите на меня, Рози, и скажите, любите ли вы меня все еще так же, как любили?

Не смея посмотреть ему в глаза, она прижалась к нему.

— Этот дом виноват во всех наших несчастьях, — сказала она. — Я люблю вас, да, я вас люблю, но как это можно доказать, находясь в подобном состоянии? Я уже не чувствую, что я живу. Я не узнаю себя больше. Я стала другой женщиной.

— И я, я тоже себя не узнаю, я теперь совсем другой человек, это правда, — он помолчал немного. — Что касается продажи дома, то мы поговорим об этом завтра, в Париже.

— Завтра? Но почему же завтра? Напротив, я считаю, что князю д’Альпену нужно позвонить сию же минуту. Он обожает импровизации и, если его невеста не задержит его, он будет здесь сегодня же после обеда, я в этом уверена, я его знаю. Я его попрошу, если это нужно, привезти с собой и свою юную барышню. Мы уедем отсюда все вместе, вчетвером, пообедаем в дороге, и это будет великолепно.

Она оставила Ландрекура совершенно озадаченным, пошла на кухню и попросила немедленно связать ее с князем д’Альпеном.

Ландрекур наконец мог сообщить Жюльетте нечто важное. Оставшись один, он побежал к ней и, не извинившись, зашел, прервав ее сочинительство.

— Я пришел сообщить вам важную, можно даже сказать, первостепенную новость.

— Новость? Мне?

— Да, вам. Слушайте меня, слушайте меня внимательно, я продаю дом, но я не продаю мебель, я увожу ее с собой. Мой камердинер, которого я вызываю письмом, займется переездом. Может быть, вы захотите ему помочь? Вы видите, я вас не прогоняю. И, возможно, вам удастся убедить нового хозяина оставить вас жить под этой крышей.

— Что? — воскликнула она. — Вы продаете этот дом? Разве вы собирались его продавать? Но почему же вы не говорили мне об этом раньше? Это преступление, это безумие. Почему вы его продаете? Я так привязалась к нему.

— Я продаю этот дом, потому что в нем поселилось привидение. Да, и это привидение — это вы. Моя невеста отказывается в нем жить, а меня, меня вы из него выгоняете, вы преследуете меня, вы угрожаете моей жизни, вы стали моим наваждением, я вижу вас везде и не могу думать ни о чем, кроме вас.

— Прямо как я, — ответила она, — у меня тоже есть наваждение, я тоже думаю только о вас. Еще вчера утром мне хотелось всего лишь задержаться здесь немного, а потом, когда вы посоветовали мне поразмышлять, я думала только о том, чтобы заставить вас сожалеть обо мне. Я обустраивала эту комнату по образу моей мечты столько же для вас, сколько и для себя. Я выдала вам свою тайну, я вам показала, кто я такая, а вы продаете мою мечту, мою тайну, мою выдуманную жизнь, вы продаете меня самую.

Она встала и жестом своих распахнутых рук показала на все, что ее окружало: