Подкладка туники была сделана из шелка — единственная роскошь, которую позволял себе Сэмлор. Впрочем, он вообще привык довольствоваться малым.

Сэмлор хил Сэмт был мужчиной широкоплечим, даже если учесть, что тяжелый плащ делал его фигуру несколько грузнее. А вот его запястья были бы тонкими даже для вдвое более хрупкого мужчины. Кожа на руках и лице Сэмлора была выдублена тысячами песчаных бурь и метелей, носившихся над бескрайними равнинами, и потому не покраснела от гнева, а лишь немного потемнела. Впрочем, сирдонца вообще редко бросало в краску.

Когда Сэмлор улыбался — время от времени случалось и такое, — улыбка скользила по его лицу с нерешительностью человека, ошибшегося адресом. Когда он отдавал приказы, — неважно, людям или животным, — его лицо оставалось непроницаемым, а в твердом, холодном тоне звучала несокрушимая уверенность.

Когда же Сэмлор хил Сэмт был достаточно разъярен, чтобы начать убивать, он говорил мягким, слегка язвительным тоном. В этот момент у него особенно резко выступали скулы, придавая караванщику почти нечеловеческий вид. Но Сэмлор редко бывал рассержен настолько.

Кислое молоко было разлито по масарам, деревянным чашкам, до блеска отполированным потными ладонями многочисленных посетителей. Когда бармен застыл, размышляя, забрать монету или сначала принести пиво, Сэмлор сказал:

— Я ищу в этом городе одного человека и надеюсь, что ты сможешь мне помочь. Это касается одного дела… не слишком серьезного.

Это было чистой правдой, хотя ни бармен, ни прочие любопытствующие в его слова явно не поверили.

Впрочем, бармену не было дела до того, что говорят посетители. Лишь бы платили.

— Простой обыватель? — негромко спросил бармен, накрывая рукой монету, которую Сэмлор пока не спешил выпускать из рук.

— Не думаю, — ответил сирдонец с мимолетной неискренней улыбкой. — Его зовут Сетиос. Деловой человек. Возможно, банкир. А может, и нет. Не исключен вариант, что он… ну, вы понимаете… один из тех, кто имеет дело с магией. Я слыхал, что он держит в стеклянной бутылке демона.

Обычно упоминание о колдунах производило на собеседника впечатление. Особо впечатлительные люди могли побледнеть и даже сделать ноги — лишь бы не связываться с магией.

Бармен же лишь улыбнулся и сказал:

— Возможно, кто-нибудь его и знает. Я поспрашиваю.

Он повернулся. Монета исчезла в кармане фартука.

— Дядя, мне не нравится…

— И не забудь про пиво, приятель, — нарочито громко добавил Сэмлор.

В подобных местах трудно было найти подходящий для ребенка напиток. У Стар не было того опыта десятилетий жизни в пустыне, когда любая жидкость кажется прекраснее улыбки божества. Так что выбор был невелик. Пиво было предпочтительнее вина и уж явно безопаснее воды.

— Это особый нож, — донеслось из-за плеча Сэмлора.

Сирдонец повернулся, внешне сохраняя невозмутимость. Он почему-то хотел не верить наитию, которое подсказывало, что незнакомец просто пытается продать свой кинжал. В этом городе непрошеная настойчивость обычно вела к появлению свежего трупа.

— Убирайся, — отчетливо произнес Сэмлор, — или я вышвырну тебя в окно.

Он кивнул в сторону выходящей на улицу стены. По обе стороны от входной двери наличествовали два проема, закрытые плетеными решетками. В боковых стенах имелись отдушины в виде высоких горизонтальных щелей, выходящие в переулки. Впрочем, толку от них было мало, эти переулки были куда более зловонными, чем сама таверна.

Сэмлор действительно намеревался выполнить то, что сказал, хотя это и могло привести к заварушке, которых он обычно избегал.

Не только Стар устала до такой степени, что отчасти утратила контроль над собой.

В назойливом незнакомце не ощущалось угрозы, но он раздражал Сэмлора Он был на пару дюймов ниже караванщика и почти по-женски хрупок. Чужак был одет в льняной кильт с алой каймой и с поясом из роскошной золототканой парчи. Кроме него, на чужаке был еще короткий плащ из тонкой синей ткани, из-под которого выглядывал голый торс. Кожа у незнакомца была смуглой, с медным оттенком, а грудь, хоть и безволосая, была неплохо развита и явно принадлежала мужчине.

Незнакомец заискивающе улыбнулся и слегка попятился. Сэмлор поймал кружки, пущенные барменом по стойке.

— Держи, Стар, — сказал Сэмлор, протягивая кружку с пивом своей питомице. — Ничего другого здесь нет, так что уж потерпи. В другой раз мы подыщем что-нибудь получше, хорошо?

В здешних местах пиво хранили в кожаных мехах, а швы мехов промазывали смолой, и эта смола почти напрочь забивала присущий пиву запах. Сказывалась она и на вкусе — причем, по мнению Сэмлора, отнюдь этот вкус не улучшала. Впрочем, кто знает, каким стало на вкус это пиво, если бы удалить запах и привкус смолы?

Бармен поманил к себе человека в серо-коричневой одежде, сидевшего за угловым столом. Сэмлор, собственно, не заметил, чтобы бармен подавал какой-то знак, но тем не менее эти двое отошли в дальний угол и принялись что-то негромко обсуждать.

Таверну освещали висевший над стойкой бара фонарь и три лампы, прикрепленные к ободу колеса под потолком. Для привлечения удачи эти терракотовые лампы были сделаны в форме пениса.

Впрочем, не наблюдалось ни малейших признаков того, что клиентам этого заведения сопутствовала какая-то особая удача. И видят боги, для освещения эта форма ламп уж точно была неудобна. Дешевое масло давало больше дыма, чем пламени, поэтому таверну заполнял смог, полный такой же горечи, что и лица здешних завсегдатаев.

— Нет, вправду, господин Сэмлор, вы должны взглянуть на этот кинжал, — сказал незнакомец.

Сирдонцу показалось, что обрушился потолок, когда незнакомец произнес его имя, хотя никто из посетителей вроде бы и не обратил внимания на эту реплику. Рукоять кинжала была по-прежнему обращена к Сэмлору. Незнакомец держал кинжал большим и указательным пальцами одной руки, уткнув лезвие в ладонь другой. Даже бритва не вопьется в тело, если на нее воздействует только сила тяжести.

Сэмлор выхватил свой нож из ножен — чисто рефлекторно, еще до того, как разум подал ему сигнал опасности. Но чужак улыбался и не делал никаких угрожающих движений, а кинжал, который он протягивал…

Кинжал действительно был очень интересным.

Его граненое навершие было сделано из красноватой меди и отполировано до блеска. Рукоять кинжала была плоской и узкой. К середине она расширялась, а потом снова плавно сужалась. Она смахивала на гроб, узкий со стороны головы покойника, расширенный в районе плеч и снова сужающийся к ногам.

Рукоять была необычной и, пожалуй, неудобной, но самым необычным в этом кинжале было его лезвие.

Чем тверже сталь, тем более она хрупка. Величайшая тайна искусства оружейников — это способы отпуска и закалки стали, после которых клинок не разбивается вдребезги при ударе, а становится достаточно прочным, чтобы разрубить доспехи или оружие противника.