— Вот как? Нам? В смысле — тебе и ей? Или кому-нибудь из бездушных зомби, которыми вы командуете?

Страт отнесся к этим словам довольно спокойно. Кама же уселась за стол, сделала вид, будто не понимает, что происходит, и хотела предложить всем позавтракать… Сделать хоть что-нибудь, только бы не быть немым свидетелем разрыва священной клятвы братства.

Страт произнес в ответ:

— Крит, я ведь не лезу в твои командирские дела. Вам не справиться с этим заданием. Все, что касается Тасфалена… это наше дело. И Хаут — тоже. Присмотри, чтобы твои люди держались от них подальше, — это все, что я хочу тебе сказать. — И с этими словами он вышел.

В былые времена Кама просто прижала бы Крита к груди. И потом думала бы, что кое-что этим выиграла. К сожалению, Криту не нужно было то утешение, которое она могла дать. Даже если бы они проявили чудеса изобретательности в любовных утехах и, обессиленный, Крит уснул, это не помогло бы ему избавиться от боли и беспокойства.

— Я вернусь вечером, — сказала в конце концов Кама и вышла. Она думала, что, если дела со Стратом будут идти хуже и хуже, Криту все же может понадобиться ее помощь. Нужно, чтобы рядом с ним был хоть кто-нибудь. Тогда она постарается сделать все, что только будет в ее силах, и плевать, если это осложнит ее отношения с Молином или с кем-либо еще.

Влюбленные есть влюбленные. Даже в Санктуарии.

* * *

Оставшись в одиночестве, Крит решил поработать над графиком дежурств и занимался этим, пока у него не заболели глаза. Крит сдался, мало что, успев сделать, и сложил бумаги. Ему пришла в голову идея, сходить на Караванную площадь и постараться подыскать для Камы другую лошадь.

Но когда он уже собрался уходить, появился Гейл, бормоча, что «там снаружи какая-то свинья, на которую вам лучше бы взглянуть лично, сэр».

— Я не в настроении! — огрызнулся Крит, но тут же взял себя в руки. — Извини, Гейл, ты тут ни при чем. Это все этот чертов Зип. Что там с рапортом? Надеюсь, ничего странного не произошло?

Ночь считалась сменой Зипа, но после того, как тот занялся каменным алтарем, Крит уже не надеялся получить должным образом составленный рапорт дежурного офицера. Даже если Зип и способен написать что-либо, помимо собственного имени, сейчас ему не до того.

— Вот я ж и говорю, командир: вам бы лучше выйти и взглянуть на этого типа. Он прошлым вечером приперся в казарму наемников и потребовал себе кучу привилегий. А теперь ищет Темпуса. — Гейл пожал плечами и состроил недовольную мину, предупреждая следующий вопрос Крита. — Ну я-то ему ничего говорить не стал.

— Ну и где именно этот парень?

— Рядом с храмом Бога Громовержца, и ведет себя так, будто этот храм принадлежит ему. Лошадь у него хорошая и амуниция тоже.

— Ясно. Хорошо, я гляну.

Он знал этот тип людей. Точнее сказать, и Крит, и Гейл сами к нему принадлежали, прежде чем Темпус сплотил их в нечто полезное для империи.

Гейл выказал намерение удалиться из дежурки, но Крит остановил его.

— Кто-то должен приглядеть за лавочкой, дружище. Гейл недовольно скривился.

— Вся эта свинячья бумажная работа — пустая трата времени. С ней любой придурок справится.

— В данный момент — нет. Сюда должен прийти Молин. Твоя задача — задержать его здесь. Скажи, что мы готовим копии документов и нам нужна будет его подпись. Попытайся выяснить, с чего это вдруг он заинтересовался Тасфаленом. Дай ему понять, что мы уже сделали все, что было в наших силах: нашли требуемого человека, но, поскольку против него не выдвинуто никаких обвинений, трогать его не стали.

Гейл внимательно выслушал наставления и кивнул. Крит вышел на улицу.

Его серый жеребец по-прежнему находился у коновязи — слава Энлилю. Если бы этот конь исчез, пришлось бы подключать к делу милицию, да еще и попинать, чтобы пошевелились. Но все было в порядке. Конь ткнулся носом в плечо хозяина и тихонько фыркнул. Крит уселся в седло и поехал по улице, залитой ярким солнечным светом.

Самым худшим в его новой должности было то, что теперь Криту приходилось ночью спать, а днем работать. По его убеждению, светлое время суток подходит лишь для рабочей скотинки. В Санктуарии, как и в большинстве других округов, где Криту приходилось работать, что-либо заслуживающее внимания начиналось только с заходом солнца.

Привязанная перед храмом лошадь всем своим видом говорила о богатстве и воинственности владельца. И сбруя, и чепрак из шкуры пантеры были выполнены необычайно искусно и качественно — Криту никогда не приходилось видеть подобной работы.

— Где хозяин лошади? — сурово спросил Крит у храмового служки, которому, очевидно, заплатили, чтобы он присмотрел за животным. Служка предпочел присматривать за конем с некоторого расстояния, потому что зубы у того были не только на чепраке.

— За храмом, господин офицер. В переулке.

Служка возвел глаза к небесам, словно хотел сообщить: «Только не спрашивайте у меня, почему воители поступают так, а не иначе».

Крит повнимательнее оглядел лошадь, оценил притороченные к седлу большой и малый щиты, разнообразное оружие, предназначенное для ближнего боя и для боя в строю, и тихо присвистнул. Крит все еще продолжал платить членские взносы в Гильдию наемников.

Он поехал по переулку, проходившему с юго-западной стороны от храма Бога Громовержца, пока не увидел незнакомого человека. Незнакомец ел поджаренную на вертеле баранину и запивал ее вином. Он сидел, прислонившись к стене храма, неподалеку от груды камней.

— Жизнь тебе, — осторожно сказал Крит, придерживая одной рукой поводья, а вторую положив на арбалет. В случае необходимости Крит мог бы выстрелить, не снимая арбалет с седельной подвески.

— И отдыха — как полагается, — ответил незнакомец. Его шлем, лежавший на груде камней, был сделан где-то далеко на западе, причем, судя по всему, работа была древней. — Я ищу Темпуса.

— Ты нашел его заместителя.

Старые привычки отмирают медленно.

— До возвращения Темпуса дела веду я.

Весь вид этого воина просто-таки кричал о возможных неприятностях. То, что он искал Риддлера, только усиливало это ощущение.

— Ну тогда у меня дело к тебе.

— И какое же?

— Я предлагаю тебе свои услуги. Слышал, что Темпу-су требуется здесь небольшая помощь.

Незнакомец был мужчиной средних лет, сложенным чуть крепче Крита. Война, ветер и солнце оставили на нем достаточно своих отметин, чтобы можно было понять, что это смертный. Голова его больше всего походила на человеческий вариант шлема, лежащего на каменном алтаре. Рыжевато-коричневые глаза пристально смотрели на Крита. У пасынка возникло недвусмысленное ощущение, что его оценивают.