Шрифт:
Интервал:
Закладка:
5) на все женские монастыри – 33.000 рублей.
6) на 22 собора не кафедральные – 2.530 рублей.
7) вообще на все духовенство – 365.203 рубля".
-Чужой народ, чужую страну и веру не жаль.
Они долго еще говорили, обдумывали издательские намерения и предложение Новикова выдать полностью "Путешествие из Петербурга в Москву" в его типографии. Они будут питать надежду, не зная, конечно, какая это не близкая и весьма ухабистая дорога к ней.
Мрачным утром к дому Радищева подъедет черная карета, и из нее торопливо выпрыгнут два усатых унтера. В доме Александра Николаевича они поставят все вверх дном, ища крамолу на виду у четырех малолетних детей-сирот, потому что мама уже умерла, детворы, которая только будет постреливать напуганными глазами из углов, а не обнаружив для себя утешительного, арестуют отца.
Радищева допрашивал лично Шешковский.
Степан Иванович поправил подсвечник так, чтобы лучше видеть лицо Радищева, видеть в мигающем свете каждый мускул, наименьшее движение мысли, которая неминуемо отразится при хорошем допросе.
-Зачем писан этот пасквиль? Говори правду, сердце нашей императрицы доброе, ценит она человеческую искренность, не обойдёт она лаской …
-Это "Путешествие" я готовил чисто из писательского честолюбия. Это не пасквиль, а испытание моего пера.
· -Ты призываешь к мести холопов своим хозяевам. Ты это называешь писательским упражнением? – Шешковский, в основном, мягким тоном говорил на допросе, иногда внешне наивно.
· -Я думаю, что беды человека от самого человека. Если бы она могла беспристрастно посмотреть на себя сбоку, заглянуть себе в глубь, может, по-другому бы велось в мире, – Александр Николаевич старался говорить медленно, тщательно подбирая, быстрее пересеивая слова, потому что Шешковский таки был искусником ухватиться, как клещами, за неосмотрительно молвленное. – Я не думаю, что природа скупа к человеку, что эту истину – человек рожден добрым-она скрыла от нее. Я именно это хотел донести, может, в чем-то ошибаюсь, но другой мысли за душой не было.
Радищев смотрел в глаза Шешковскому и удивлялся человеческому бесстыдству, невероятному для него, необозримому до сих пор: свояченица, на которой теперь сироты, собрала все семейные драгоценности и передала Шешковскому, он поблагодарил и передал поклон; а теперь вот перед ним, смотрит в глаза Радищеву таким невинным, искренним и наивным взглядом… "Неужели этому можно научиться, неужели можно так, даже не мигая?" – между словесной игрой – перебрасыванием удивляло Александра Николаевича.
Тот мешочек с драгоценностями, тихо зазвенев, утонул тогда в бездонном кармане халата Шешковского, тот мешочек спас Радищева от пыток, но не изменил наказания.
1. -За посягательство на здоровье императрицы, заговор и измену, приуменьшение надлежащего власти уважения… смертное наказание, – будет читать судья криминальной палаты длинный перечень провинностей писателя, а поскольку статей "Криминального уложения" не хватит, то будет перечислять еще, время от времени переводя дыхание, статьи "Воинского устава" и даже добавит из "Морского регламента".
Приговор ему вынесли 24 июля и Радищев, ожидая выполнения приговора, в камере смертников спешил дописать давно задуманный труд. Он писал о Филарете Милостивом, а мысленно переносился в своё время и свои обстоятельства. Святой Филарет, человек полностью реальный, жизнеописание его историки подтвердили, глубоко верил и делал добро. Он отдавал бедным последнюю меру пшеницы, а Бог ему вернул как будто бы через случай в сорок раз больше, он раздал все, а ему возвратили несоизмеримо весомее – царица искала для будущего императора Константина невесту, и послы пришли в его дом. У него не было, чем угостить, но добрые соседи принесли всякую всячину, и пир состоялся на славу, он поделился с нищими последним, хотя ни крошки не было в доме, а ему подарено иное – внучка Филарета становится женой всемогущего и сказочно богатого императора. Почему же его современники, почему те, кто на троне и при троне, так не верят и так не делают, как Филарет?
Мешочек с драгоценностями помог ему избежать пыток Шешковского, но маловат был, чтобы, если не он, то лишь написанное им о святом Филарете вышло на волю.
4 сентября императрица "по своему милосердию и для всеобщей радости" помиловала Радищева, заменив смерть десятилетней ссылкой в Сибирь. Повезли его в Илимский острог "для всеобщей радости" в кандалах и даже без теплой одежды…
Николаю Ивановичу Новикову тоже не суждено было осуществить то, что обсуждал при встрече с Радищевым, и о чем мечтал. Указом императрицы его издательский труд удостоен пятнадцати лет Шлиссельбургской крепости.
На небосклоне Радищева еще на какое-то мгновение выглядывало солнце – после смерти императрицы он получит волю, вызовут даже в Петербург и назначат членом комиссии по подготовке законов. Он будет составлять "Проект либерального уложения", в котором будет идти речь о равенстве всех перед законом, свободу прессы и еще немало таких манящих идей. Но однажды его вызовет граф Завадовский, глава комиссии, а в прошлом фаворит уже покойной императрицы, и так допечет, как ни разу за всю многострадальную жизнь.
· -В Сибирь захотелось опять? Теперь не вернешься!
Александр Николаевич пришел домой с душой, в которой что-то надломилось окончательно, надломилось так, что не склеить уже, не сложить. "Пропили государство и во влагалище немецкой курве запихнули, – без злобы, с холодной печалью связывал мысли Радищев, но они все не связывались. – Даже после смерти императрицы ее любовники продолжали насиловать эту землю и люд. Мне нечего уже делать в этой России, а другой России на земле нет".
С тем же холодным покоем он налил в стакан яду, выпил без передыха, как можно выпить только спирт – и обожгла невероятная боль, пламя её нарастало, полыхало, пока в какой-то момент не оборвалось все и не утихло, исчезла боль, осталось только голубое небо, в котором уже не было несправедливости и зла, голубое и всеобъемлющее, как его вера в добро.
33
После венчания Потемкин с императрицей убежали на время в Царицыно – купили для души имение у Кантемиров, такой уютное, между холмов и курганов, голубых прудов, лесов, и широких ложбин.
Потемкин перехватил императрицу у Васильчикова – для нее он станет просто "холодным супом". "Я был содержанкой, – будет жаловаться Васильчиков. – Так со мной и обращались. Мне не позволяли ни с кем видаться и держали взаперти. Когда я о чем-нибудь ходательствовал, мне не отвечали. Когда я просил что-нибудь для себя – то же самое. Мне хотелось Анненскую ленту, и когда я сказал об