– Нет, вы на них только посмотрите, – повторил он, обращаясь к жене. – И мне нужно достать где-то еще семь оглоедов, чтобы каждую выдать замуж. Вы только представьте себе, во что мне это обойдется?

Алида хотела было сказать, что стоить это будет примерно половину того, что дал ей в приданое ее отец, но не решилась. Против мускулов и наглости слова ничего не значат.

Не то чтобы ее муж был глуп. Напротив, по-своему он был очень даже умен. В повседневной практической жизни он разбирался прекрасно, так что, например, у него крестьяне – производили больше продуктов, чем во всем графстве. Он знал судьбу каждого зернышка пшеницы, так что никто никогда не мог обмануть его – он всех выводил на чистую воду. А уж если кто-то и совершал такие попытки, его наказания не заставляли себя ждать. Он был крупным красивым человеком, таким же стройным сейчас, как когда они с Алидой поженились девятнадцать лет тому назад.

Но у Джона не было никакого понятия о том, что не относилось к деньгам, продуктам или власти. Музыка его раздражала. «Ею сыт не будешь», – говорил он. Он считал, что учиться – это значит терять время, ему казалось, что любые развлечения годятся только для дураков, кроме, возможно, того, чтобы собраться и выпить время от времени. Однажды, застав жену с книгой в руках, он выхватил ее у нее и вышвырнул в окно.

– Вот почему вы мне рожаете одних дочерей! – заорал он на нее. – Я зачинаю сыновей, а в вашем животе они превращаются в бесполезных баб из-за ваших дурацких сказочных книжонок!

Сегодня у Джона было наихудшее из возможных настроений, потому что в полном сборе были все его восемь дочерей и два сына. Четыре года назад, когда у Алиды наконец-то родился долгожданный сын, она заплакала от радости. И сквозь слезы увидела, что ее муж подбегает к ней. Джон Хедли сгреб ее в объятия, нимало не задумавшись о том, что она только что родила. Алида тоже об этом не думала. Она лишь видела, сколько радости было в его лице. На секунду ее сердце наполнилось всей радостью и всей надеждой, которыми оно было полно до ее брака. Джон обнимал ее, целовал ее лицо, шею и повторял, что она – самая замечательная жена на свете, а она мечтала о счастливой жизни.

– Дайте я на него посмотрю, – потребовал Джон, и в тот же момент счастье Алиды исчезло. По лицам своих служанок она сразу поняла, что дело очень плохо.

– Не надо, – прошептала она, пытаясь оттянуть момент, в который откроется правда и с лица мужа исчезнет радость.

Алида заметила, что служанки пытаются отвлечь внимание Джона и, чтобы он ничего не заметил, туго заворачивают младенца в пеленки. В такие пеленки детей стараются завертывать потуже, чтобы их кости не искривлялись. Но Джон пожелал сам убедиться, что младенец мальчик, поэтому потребовал, чтобы служанки распеленали его,

Затаив дыхание Алида смотрела на мужа. Казалось его лицо растаяло от нежности, когда он увидел мальчика своими глазами. Он взял его на руки и принялся укачивать. Джон ни разу не взял на руки ни одну из дочерей. Только спрашивал пол, когда они рождались, а потом вообще не обращал на них никакого внимания, как будто забывал. Но вот он держал ребенка на руках, укачивал его и нянчил, как будто именно для этою он и жил всю жизнь – да так оно и было.

– Какой красавец, – промурлыкал Джон, и глаза Алиды наполнились слезами. Ее мужу и в голову никогда не приходило увидеть красоту в цветке, в закатном небе, и даже в женщине, но он полагал, что сын, рожденный ею, был красив.

Служанка помогла Алиде сесть в кровати прямо, чтобы и дальше смотреть на ребенка и мужа. Алида протянула руки, коснулась обоих и нечаянно сдвинула пеленки, которыми были прикрыты ножки младенца. Но услышав, как тихо ахнула служанка, она вздрогнула и тотчас натянула их обратно с таким видом, как будто обожглась.

Хотя Джон никогда не обращал особенного внимания на тонкости, это движение от него не укрылось. Он отбросил пеленку. Одна ножка ребенка была искривлена. Мальчик никогда не сможет ходить как следует.

Нежность и радость в глазах Джона тут же сменились ненавистью.

– И как это я только вообразил, что вы, мадам, сможете дать мне то, что я хочу? – бросил он Алиде, а потом опустил руки и выронил ребенка. Если бы няня, ринувшись к нему, не подхватила его, он бы упал на каменный пол. В следующий момент Джон выбежал из комнаты, и с того момента уже не пытался скрыть презрения, которое питал к своей жене.

На следующий год она подарила ему еще одного сына, но на этот раз Джон уже превратился в пессимиста. Когда ему сказали, он не пошел смотреть на ребенка, а лишь спросил:

– И что с ним не так?

Служанка заколебалась, и он прорычал

– Говорите, что с ним не так! Я не верю, что моя жена способна родить мне настоящего сына.

У Джона было три выбора: в том, что у него, не считая калеки сына, были только дочери, обвинить Бога, обвинить самого себя или обвинить жену. Он выбрал последний.

– Младенец не совсем здоров, – наконец пролепетала служанка.

Услышав это, Джон расхохотался:

– Я, конечно и не надеюсь, что он умрет. Еще меньше я смею надеяться, что моя чертова жена умрет при родах и освободит меня, чтобы я смог жениться на другой – на женщине, которая умеет рожать настоящих сыновей. – Он схватил стоящий на столе бокал вина – Да. Он будет жить, – произнес он с фатализмом в голосе. – Все мои дети живут, и этот будет. Мне нужно будет его кормить, одевать, но радости я никакой не увижу. Уйдите! Оставьте меня в покое.

Пророчество Джона сбылось, и ребенок действительно был жив, но постоянно болел и кашлял из-за какой-то болезни в легких.

Два года спустя Алида родила здоровую девочку, но Джон на нее даже не взглянул, и после этого о ней никогда не спрашивал. Он заметил, что теперь его жена ожидает ребенка еще раз, но уже обещал, что больше никогда не станет посещать ее постель. Какой смысл? В окрестных деревнях было полно женщин, которые могли удовлетворить его похоть. Он не замечал, что если он спал с девушкой и после этого у нее появлялся ребенок и он вмел все основания полагать, что этот ребенок его, – это всегда была девочка. Джон отказывался это замечать. Ему было проще не признавать, что ребенок его. Неважно, что у ребенка были его голубые глаза или форма подбородка. Джон постоянно заявлял, что девочкам он не отец. В округе было хорошо известно, что если какая-то женщина, неважно какого происхождения, сможет родить Джону Хедли сына, то он возьмет ее в замок, и она будет жить в роскоши. Хотя некоторые женщины пытались (одна даже три раза), никто еще не преуспевал в том, чтобы родить ему желанного «настоящего сына».

– Поглядите на него, – потребовал Джон, кивая жене на сидящего в дальнем конце комнаты человека, – почему его жены могут ему рожать сыновей, а вы не можете? Говорят, что все его сыновья были такими огромными, что жены одна за другой умирали, рожая их.

Пытаясь быть почтительной, как будто ей было невероятно интересно, Алида обернулась, чтобы посмотреть на человека, на которого указывал Джон. Но ее сердце, как и все тело, наполнились гневом. Теперь ее уже обвиняют в том, что она не умерла, рожая ребенка величиной с корову? Что, разве о детях нужно судить только по весу, как будто их готовят на убой, как свиней? Ее мужу было плевать на то, что его дочери были умны и миловидны, а старшие даже хорошенькие. У обоих сыновей было доброе сердце, а старший уже умел читать. Для нее было неважно, что один сын хромал, а второй кашлял так, как будто вот-вот умрет.