Я назвал себя. Полковник внимательно разглядывал паспорт. Видно было, что его особенно заинтересовал пятый пункт, то есть национальность: еврей. Он с интересом на меня посмотрел и продолжил:

– Ну что-ж, рассказывайте, что вас привело к нам сюда?

– Странный вопрос, – сказал я, – это ведь ваш лейтенант привёз меня, я его не просил.

– Да вы я вижу большой шутник! Я тоже люблю пошутить. Что-ж, повеселимся вместе. Ну, а всё же расскажите, что вы делали у периметра нашего объекта и что искали на свалке стратегического оборудования?

Я стал ему рассказывать всё, как было: как поехал снимать наклонную башню, как вышел не на той станции, как пошёл в рощу кушать бутерброд. Он слушал не перебивая, делал записи в своём блокноте, ехидно улыбаясь, а потом сказал:

– Вы меня что, за дурака принимаете? Кому вы сказки рассказываете! Неужели вы думаете, что этой чепухе кто-то поверит? Вот объясните мне, что вы делали в посёлке Верх-Нейвинск перед тем, как вас арестовали?

Из этого вопроса я понял, что за мной следили, пока я ходил в посёлок.

– У меня плёнки не было, я ходил её покупать в промтоварах.

– Вот как! Ну это мы сейчас проверим, – сказал Верещагин и нажал кнопку, где-то под столом. Тут же в кабинет впорхнул парень в штатском костюме с васильковыми глазами и пунцовыми щеками.

– Иванов, – сказал полковник, – возьми эту плёнку, слетай быстренько в посёлок и проверь, действительно ли он её там купил.

Когда Иванов ушёл, полковник взял мой паспорт и опять стал вчитываться в пятый пункт:

– А есть ли у вас родственники за границей?

– Нет, – сказал я. В этот момент зазвонил телефон. Он снял трубку, послушал:

– Хорошо, несите его сюда.

В кабинет вошёл другой молодой человек в штатском, с длинным листом перфорированной по краям бумаги, покрытой печатанным текстом. Верещагин взял этот свиток и стал читать. Читал он долго, отмечая отдельные места карандашом, удивлённо хмыкал, а потом снял очки и спросил:

– Знаете, что это? Это телетайп с копией вашего досье, который мне вот сейчас прислали из областного управления. Тут много интересного. Оказывается вы подали заявление на выезд в Израиль. Интересно-то как! Вы получали письма из заграницы: два из Франции, два из США и одно из ФРГ. Далее – вы стали учить французский язык. Он вам зачем в Израиле? Или вот тут – ещё 10 лет назад вы выучили язык эсперанто. А это вам зачем надо было? С кем вы на нём собирались общаться? Тут вона сколько интересного, и всё указывает на то, что вы не такой простак, как прикидываетесь. По отдельности вроде безобидно, но вместе складывается в чёткую мозаику. Так что давайте уж начистоту. Мы ведь можем быть снисходительны к тем, кто чистосердечно признаётся. Подумайте, вы же молодой человек, зачем вам так рано себя губить?

Я молчал.

– Тут дело ясное, – продолжал полковник, – вы собирались эмигрировать и решили там заграницей обеспечить себе безбедную жизнь, продавая наши секреты. Вражеские разведки, ЦРУ или там Моссад, запускают к нам над головой спутники, но что там сверху наснимаешь? Мы ведь тоже не дети, знаем, что надо против этого делать. А вот посмотреть вблизи на наш объект и сделать снимки снизу – это для них ой как много значит! И вот пожалуйста, с идиотской сказкой про колокольню, эдакая невинная овечка, заметьте – с фотоаппаратом, вдруг оказывается у самого нашего порога. Что надо ещё доказывать? Ясно, что в одиночку вы действовать не могли. Пока что мы не знаем, кто вами руководит, но уж не сомневайтесь – узнаем всё.

В дверь постучали, вошёл краснощёкий Иванов и сказал:

– Проверил, товарищ полковник. В посёлке он плёнку не покупал.

Тут я разозлился и сказал:

– Он врёт! Наверное даже не был в посёлке. Вот пусть пойдёт в магазин и сверит по серийному номеру на пачке. Я точно её там покупал.

– Да какая разница, где вы покупали плёнку! Важно то, что вы на неё успели заснять. Иванов, возьми-ка эту плёнку в лабораторию на проявку.

– Так ведь плёнка свежая, даже не была в аппарат заряжена! – закричал я.

– А вот это мы и проверим, – сказал полковник и протянул Иванову пакетик с плёнкой. К моему ужасу он дал ему и фотоаппарат. Мне стало ясно, что Иванов плёнку зарядит и нащёлкает кучу таких кадров, которые меня надёжно упрячут в лагерь на долгие годы. Я совсем сник, а полковник сиял. «Сидел он тут в этой дыре долгие годы и пенсию ждал, – думал я, – и вдруг такая удача! Поймал шпиона. Да он мне такое нашьёт, что мало не покажется. Может даже в генералы выйдет. Вот ведь повезло негодяю».

Полковник продолжал допрос. Въедался в детали, спрашивал про всё и всех. Я отвечал вяло, понимая, что это всё теперь ни к чему. Так, формальности. Действительно ли он верил, что я связан с какой-то иностранной разведкой, или просто хотел использовать подвернувшуюся удачу? Кто знает? Похоже, что он искренне меня подозревал. А что будет дальше? Он меня наверняка отправит в областное управление, где тоже есть любители сделать из мухи слона и заработать лишнюю звёздочку на погоны.

Длился этот допрос долго, часов до шести вечера. Потом Верещагин вышел и оставил меня одного. Я сидел и тоскливо смотрел в окно.

Вернулся он нескоро, где-то через полчаса, посмотрел на меня в упор и вдруг сказал:

– Я все проанализировал и пришёл к выводу, что всё это не стоит выеденного яйца. Вы действительно оказались у нашего объекта по глупости и злого умысла мы тут не видим. Поэтому я решил вас отпустить. Езжайте домой.

Я не поверил своим ушам. Какой поворот сюжета! После всех этих разговоров и уговоров, вдруг – раз – и отпустить. Неужто он действительно порядочный человек, который зла ближнему не желает? Нет нужды говорить, как я был счастлив и рад этому неожиданному повороту. Полковник подошёл к столу, нажал кнопку и опять тут же влетел румяный Иванов.

– Иванов, – сказал полковник драматическим голосом, – выдвори этого нарушителя за пределы объекта. Проследи, чтобы он сел на поезд и больше не шлялся, где не положено. Ну а ваш фотоаппарат, – сказал он обращаясь ко мне, – мы оставим для дальнейшего расследования.

Я был так ошарашен, что в тот момент не подумал – какое там ещё нужно расследование, если я ни в чём не виновен? Иванов взял меня за плечо и повёл вниз к газику, стоявшему у подъезда. Через пять минут мы уже были на платформе. Иванов, вернул мне билет до города, ключи от дома, паспорт и мешок, но без фотоаппарата и бутерброда. Мы ждали когда подойдёт поезд на Свердловск. На платформе стояли ещё человек восемь-десять. Среди них я узнал парня в кепке набекрень, но без козы. Стояла там и молодуха с ребёнком в тёплом одеяле. Были ещё парень с девицей, похожие на влюблённых голубков, да парочка студентов с книжками в руках. Поезд подошёл, все забрались в вагон и через минуту я покинул это негостеприимное место.

* * *

Я сидел у окна вагона и безучастно смотрел на плывущие мимо пустынные поля и редкие избы – устал безумно. Другие пассажиры занимались своими делами – студенты читали, молодуха качала младенца, влюблённые шушукались. Тело у меня затекло после долгого сидения и чтобы размяться я решил немного пройтись. Я встал и пошёл к переходу в другой вагон. И тут к моему изумлению я увидел, что моя невинная прогулка по электричке вызвала большое оживление среди пассажиров. Молодуха с ребёнком вскочила и стала напряжённо смотреть в окно, два студента тоже вдруг решили пройтись по вагонам и пошли вслед за мной. Парень в кепке встал и начал рыться в карманах. Ответ был совершенно ясен – полковник и не думал меня отпускать. Он просто сменил декорации. Я всё ещё был в его полной власти. Все эти пассажиры – и молодуха с ребёнком (вероятно, с куклой), и «студенты», и белобрысый парень в кепке набекрень да и все остальные были людьми Верещагина. Не подавая вида, что я понял ситуацию, я спокойно прошёлся по вагонам, вернулся на своё место и стал думать.