– А как же! – подтвердила та. – Все как положено… и схоронила его по-людски…

Женщина пару раз, соответственно ситуации, всхлипнула, затем потянулась к той фотографии, которую привез капитан.

– А что за карточка такая? – спросила Глафира Ивановна. – Здесь Коля как будто постарше выглядит.

– Само собой, постарше, – строго проговорил капитан. – Ведь фотография сделана почти через десять лет после того, как ваш… гм… муж умер у вас на руках.

– Как же так?! – воскликнула Глафира Ивановна, всплеснув руками. – Ведь я же схоронила его!

– Видимо, у него, как у кота, девять жизней… – пробормотал капитан.

– Так что, Коля жив? – всполошилась Глафира.

– Нет! – остудил ее пыл капитан. – На сей раз он стал жертвой дорожно-транспортного происшествия. Опознание проведено по всем правилам, погиб действительно он… только звали его уже Ильей Андреевичем Моргуновым.

– Моргуновым? – переспросила Глафира и зашевелила губами, словно что-то высчитывая. – Он что же, опять женился? При живой жене, неразведенной…

– Что-то мне не приходилось слышать, чтобы при заключении брака меняли не только фамилию, но и имя с отчеством! – оборвал капитан вдову. – Нет, Глафира Ивановна… то есть да, он был женат, но не брал фамилию своей новой жены. Дело в другом: судя по всему, он последние годы жил по чужому паспорту.

– Был женат? – переспросила Глафира, и лицо ее приобрело странное выражение. – Ах он…

– Дело вовсе не в том! – перебил ее капитан. – Я хочу вас спросить: что вы знали о своем муже? О его прошлом, о его делах… Он никогда не говорил вам, что кого-то боится, что от кого-то скрывается…

– Чего ему скрываться? – пожала Глафира плечами. – От алиментов, что ли? Не такой он человек! По нему сразу видно было, что серьезный мужчина, основательный.

– Ну, раз вы больше ничего мне рассказать не можете, позвольте откланяться! – Капитан Сидоров поднялся.

– А где, вы говорите, дорожное происшествие стряслось? – спросила Глафира Ивановна, провожая его к двери.

– В Петербурге, – машинально ответил капитан.

Он не заметил, как загорелись глаза женщины. Перед ее внутренним взором замаячила мечта всей жизни – квартира в Петербурге. А может, и еще какое-то ценное имущество… Едва дверь за Сидоровым закрылась, она вернулась в комнату и записала на обратной стороне свидетельства о смерти: «Илья Андреевич Моргунов, Петербург».

Не то чтобы Глафира Ивановна не полагалась на свою память, но в таком важном деле нельзя было допустить ни малейшей ошибки. Она работала на почте и знала, как важна может быть даже одна буква. Так, однажды письмо, отправленное в город Владимир, вернулось, не найдя адресата, поскольку его направили на улицу диктора Левитана вместо Левитана же, но художника. Кто ж знал, что Левитанов было двое и в честь обоих назвали улицы в одном и том же городе! А еще у них в Мезенске случился скандал, когда любовное письмо, которое должна была получить некая Е. Чугунова, из-за нечетко написанной буквы передали ее соседке, жене ревнивого грузина по фамилии Чугунава, и письмо попало мужу на глаза…

Торопясь записать координаты своего внезапно воскресшего мужа, Глафира Ивановна не потрудилась проводить капитана до калитки. И это было ее ошибкой.

Не успел капитан Сидоров закрыть за собой калитку безутешной вдовы и направить стопы обратно к центру Мезенска, как из-за соседнего забора его окликнул приглушенный голос:

– Мужчина! Эй, мужчина!

Петр Степанович обернулся.

Над забором виднелись мелко завитые обесцвеченные волосы, перехваченные красной шелковой лентой, и сильно накрашенный глаз, выпученный от любопытства.

– Эй, мужчина, идите сюда!

Из своего полицейского опыта Сидоров знал, что за таким интригующим вступлением иногда следуют ценные свидетельские показания, поэтому он охотно двинулся навстречу неизвестности.

– Сюда давайте, пока Глашка не видит! – проговорил тот же приглушенный голос, и перед дотошным капитаном раздвинулись две доски забора.

Проскользнув в образовавшийся лаз, Сидоров оказался на соседнем с Глафириным участке. Он был неухоженным, покрытым бурно разросшимися сорняками, и домик, стоявший в глубине, тоже сильно уступал Глафириному: приземистое строение, давным-давно выкрашенное зеленой масляной краской, явно нуждалось в ремонте. Покосившаяся входная дверь норовила самостоятельно открыться, маленькие подслеповатые окна смотрели на мир с подозрением, а крыша, покрытая серым толем, местами была неуклюже залатана.

Но капитан Сидоров разглядывал не участок и не дом, а их хозяйку, разбитную особу сорока с чем-то лет, тощенькую и невзрачную, невысокого роста, сильно накрашенную и облаченную в кокетливый, не по годам короткий шелковый халат. В довершение картины от нее сильно попахивало недорогим портвейном.

– Здрасте, мужчина! – проговорила незнакомка, кокетливым жестом поправляя завитые волосы. От ее жеста халат распахнулся несколько больше допустимого. Незнакомка хихикнула и неторопливо устранила непорядок.

– Вы правда из полиции? – с интересом спросила она, окинув капитана долгим взглядом.

Сидоров снова потянулся за удостоверением, но женщина замахала на него руками:

– Да верю я, верю! Как можно не поверить такому интересному мужчине?

Капитан Сидоров зарумянился: интересным мужчиной его называли не часто. Чтобы скрыть смущение, он насупился и проговорил нарочито строго:

– Вы мне что-то хотели сообщить?

– Хотела, хотела! – оживилась женщина и потянула его за локоть к дому. – Пойдемте в комнату… А то Глашка такая – только и следит за мной в оба глаза!

Капитан хотел ответить соседке Глафиры, что сама она тоже, как видно, отличается нездоровым любопытством, но воздержался. Вместо этого, поднимаясь по скрипучему рассохшемуся крыльцу, он осведомился об имени незнакомки.

– Анжела я, – сообщила та, снова поправив волосы жестом, явно подсмотренным у какой-то иностранной киноактрисы, и пропустила капитана в комнату.

Там, за шатким столом, чумазый мальчишка лет десяти делал уроки.

– Гена, пойди погуляй! – велела ему мать. – Нам с капитаном о серьезных вещах поговорить нужно!

Из реплики Анжелы Сидоров понял, что она так внимательно следила за его разговором с соседкой, что умудрилась даже выяснить его звание. Что ж, наверное, она будет хорошим свидетелем.

Гена, с любопытством стрельнув глазами на капитана, сложил свои тетрадки и выскочил на улицу. Перерыв в приготовлении уроков его явно не огорчил.

Едва дверь за мальчиком закрылась, Анжела выпучила глаза и выпалила:

– Не верьте Глашке!

– Чему именно? – поинтересовался капитан.

– Вообще ничему! Ни одному слову! Все она врет!