— Ох, Машка, развлечемся! Целых пять презервативов! Сколько брал столько и привез. Но нам зато на месяц хватит.

Пять презервативов… Их ведь было восемь или девять!!! Но точно не пять…

Я чувствовала, как злость сгущается, кристализируется в острые ранящие кристаллы и, наконец, взрывается. За все десять лет душу отведу. И начала я с громкого пронзительного крика

— Мудак! Изменник! Их было девять, твою мать! Презервативов было девять, сукин сын! Все! Это финиш! Достал ты меня, БОБЕР! Уматывай к чертовой бабушке. Устала я тебя кормить и содержать. Больше не хочу. Хватит с меня. И секса с тобой не хочу, противно. И тебя видеть не хочу. Вали нахрен из моей квартиры! — на последних словах я начала задыхаться. Вздохнула глубже, чтоб продолжить. А Игорь быстро воспользовался секундной заминкой и в ответ начал орать на меня

— Ах ты ж неблагодарная фригидная сука! Это кто еще кого терпит! Если б у меня была хата, я бы давно ушел от тебя. Дохлое бревно! Ты себя вообще в зеркало видела? Как старая баба, потасканная. Ни глаза не красишь, ни губы. У тебя уже морщины, будто тебе сороковник и сиськи начинают провисать до пупа. Ты что о себе возомнила, Машка? Это все из за этого макаронника? Решила, что он не просто так тебе работу предлагает? Подумала, что понравилась такому мужику? Да на тебя без порнухи ни у кого хуй не встанет. Закатай губу, дура. Он тебя позвал на работу, потому что ты, идиотка, за копейки пашешь!

— Пошел ты! Я подам на развод завтра! Проваливай, раз я такая старая и стремная. Найдешь себе помоложе, — сквозь жгучие слезы ответила я.

Игорь рассмеялся и медленно натянул штаны.

— Я вообще то пока что твой муж. И не думай, что я не буду претендовать на половину квартиры. Еще я сохранил чеки, когда мы меняли ванную, ставили новую кухню. Поэтому еще вопрос чья половина будет больше. А хочешь разбежаться, так проваливай сама нахер.

Я с яростью сжала кулаки. Какой же он все таки ублюдок. И где раньше были мои глаза

— Ванна, кухня… да это я платила со своего кармана за все. Также, как и давала тебе деньги на все компьтерные игры! И от квартиры вот, что ты получишь, — я свернула ему из пальцев сложное соединение, по форме напоминающее то ли фак, то ли дулю, — Мне она от родителей в наследство досталась. А наследное имущество не делится между супругами. Так что, выкуси, бобер!

Игорь с ревом бросился на меня. Его лицо исказилось от ненависти и гнева. Только благодаря тому, что я мелкая, я смогла проскользнуть у него подмышкой и выскочить в коридор. Схватила сумку и кеды в руку. Громко хлопнув дверью, выбежала из квартиры. На лестнице еще слышала рев предателя. Игорь орал, как невменяемый, что я сука и чтоб не смела возвращаться.

Пошел он сам на хер!

Я вышла из дома. Все тело трусило как в эпилептическом припадке. Я оглянулась по сторонам, решая, куда мне теперь деться. То, что Игорь за мной не побежит, я не сомневалась. Во первых, он не оставит свой компьтер без присмотра. Во вторых, он очень трусливый мужик. Просто побоится кинуться на меня на улице.

Я достала телефон. Задумчиво пролистала контакты и нашла единственный номер, который мне сейчас поможет. Это был контакт моей давней подруги Вики. Мы с ней сотню лет знакомы. И если сейчас и виделись не чаще раза в месяц, она по прежнему меня всегда выслушивала и давала советы.

Я обрисовала подруге в двух словах всю произошедшую со мной картину. Вика помолчала, а потом предложила отправиться посидеть в баре. Выхода у меня не было, поэтому я согласилась.

В такси я еще мысленно варилась в ссоре. Прокручивала в памяти свои упреки и придумывала новые. Мне казалось, что я мало всего высказала. Надо было этому гаду напомнить и за его крема, и за то что это он гребанный пивной импотент. Потому что, какой бы я не была стремной, у сицилийца на меня были каменные планы в штанах.

А то, что я фригидная…

Возможно.

Хотя стоит вспомнить оргазм в машине с Армандом только от его пальцев, как сразу понятно, что есть мужчина, с которым я очень эмоциональна. Жаль только, что у этого мужчины нет меня. У него жена…модели…

Бляха! Ну вот зачем я себя добивала?! Итак на душе такой шлак, что еще его разгрести надо. А я себе новой тоски добавляла, вспоминая о Брунетти…

Я вошла в бар, который больше напоминал ресторан или ночной клуб. Ночью здесь организовывали дискотеки, так что это пафосное место больше напоминало все таки клуб.

Вика всегда выбирала для встреч дорогие заведения. Только я обычно готовилась к этому дружескому свиданию с утра и с особой тщательностью. Завивала волосы, красилась и одевалась в лучшие свои наряды.

А сейчас я сбежала в пыльном сером сарафане, который еще не успела переодеть после приезда из Бергамо. В кедах, которые я схватила при выходе из квартиры. И с копной волос, завернутых в творческую гулю на макушке. Я бы не удивилась, если б меня развернули на входе и не пустили в место скопления городского бомонда.

Вика уже ждала меня за столиком. И я, подходя ближе, разглядывала подругу как всегда с восхищением. Мы с ней одного возраста. Только я выгляжу на сорок, а она на двадцать…

Ухоженная блондинка с длинными ногами в корсетном платье цвета фуксии. Она сидела в полоборота к двери. Лениво и с чувством превосходства ловила на себе взгляды всех мужчин — посетителей. Питалась завистью женщин с надменной ухмылкой.

Она всегда знала цену своей красоте. И не разменивалась на мужчин без внушительного банковского счета.

А я глупая Машка, выскочила замуж по любви, как мне тогда казалось. И сейчас плелась к ней, как грязная овца на стрижку.

— Привет, Вика, — сказала я смущенно.

От ее пристального взгляда не ускользнул мой ужасный вид. Я неловко покраснела и села напротив за столик.

— Ты чего пришла как пугало огородное? У тебя не траур, а праздник! Твой увалень наконец отсосался от сиськи. А ты разоделась, как подросток беспризорник! — возмущенно отчитала она меня.

Я всхлипнула. Пожалуй, зря я понадеялась на поддержку подруги.

Вика несколько минут сидела, как Клеопатра и нерушимо разглядывала мой жалкий вид.

Потом резко сдулась. Опустила плечи, даже спину расслабила

— Твою мать, Маша! Ну что ж ты, как ребенок!

С этими словами она пересела ко мне и обняла за плечи. Начала гладить меня и целовать в щеку, не заботясь о своей помаде.

— Дуреха такая! Успокойся, родная. Прости, что я налетела. Так привыкла в образе стервы жить, что забыла, какая ты ранимая. С тобой ведь так нельзя. И откуда только еще в мире такая наивность девичья?!

Она говорила и сжимала меня сильнее. От нее пахло дорогими духами, уверенностью, которой мне бы хоть капельку.

— Он…он еще и изменяет мне, представляешь? Я точно дура! Все годы его оправдывала, поддерживала…А он мне сказал, что я старая и фригидная уродина…что я сама во всем виновата, — захлебываясь слезами, я ревела в голос.