Ну еще бы, такой защитник. В который раз уже спасает ее мелкую жопку.

- Да. Когда уже?

- Скоро. Пара дней, и по гостям будет некогда ходить.

- Ладно. Держи в курсе.

- Да, отчет предоставлю, - съерничал Вик и отключился.

А я замер на месте, крутя телефон в руках и придумывая повод набрать Кошке.

Как она там? Уснула опять? Проснулась уже? Валяется в кровати, пропахшей нашим сексом? Ходит по дому, в моей футболке, босая и взлохмаченная? Пьет кофе, смотрит в окно на лес и озеро?

Думает обо мне? Что думает?

А ты почему про это все думаешь, Гор?

Я, осознав, что мысли с рабочих моментов как-то очень легко перешли на Кошку, немного разозлился, сунул телефон в карман и пошел к зданию МВД.

Кому-то, конечно, можно валяться, смотреть телек и пинать балду.

А кому-то и вкалывать надо, чтоб безопасность этой красивой праздной жопки обеспечить.

Да и вопрос про Старика следовало прояснить.

И, чем быстрее я это сделаю, тем лучше.

Пойму, что происходит с Кошкой, выстрою систему работы с ней, как со свидетелем дела Росянского.

Ну и отпустит может, хоть немного.

А то как-то совсем не по себе.

Настораживает.

Рожа Курагина на экране выглядела подозрительно довольной. Я бы даже сказал, чересчур. Нахальные глаза горели дурным светом, губы разъезжались в улыбке.

Неплохо там парнишка отдыхает, я чувствую. Весело ему.

- Привет, подпол! Как там сестренка моя?

- Нормально, - пробурчал я, задумчиво изучая наглую морду и прикидывая, как приступить к допросу. Тема непростая, вполне возможно, что парень сейчас заартачится. А мне этого не надо. Мне бы чистосердечное… - А тебе, я смотрю, там весело?

- Да ну прям! – тут же скривился Курагин, - скука смертная! Одни стариканы, даже поговорить не с кем.

- А ты там не для разговоров, - напомнил на всякий случай про сложность ситуации, чтоб в чувство привести, - тебе надо сидеть и не отсвечивать.

- Так я так и делаю!

- У меня другие сведения.

Курагин закатил глаза, и его небритая смазливая рожа стала именно такой, какой она и должна быть. Отражающей суть. Мальчишеской. Парню двадцать пять, стритрейсер, ходок и весельчак. Детство в жопе играет, несмотря на прошлый печальный опыт.

Кстати, по отзывам из мест заключения, где он два года отбыл, зарекомендовал Куракин себя положительно. Не для администрации, что характерно. В деловые не лез, но и зад не подставлял. На удивление, все его любили и уважали. Такое редко бывает… Не так ты прост, Макс Курагин. Как и сестренка твоя, кошка дикая, все нервы мне за эти пару дней по ниткам вытянувшая…

Я отвел взгляд, предоставляя мальчишке возможность погримасничать вволю. Время у него такое, жеребячье. Пробует границы на прочность.

В машине тихо играла лаунж-музыка, пахло натуральной хвоей вперемешку с легким табачным привкусом.

После очередной чистки салона – идеально аккуратно.

Я такое любил, вообще грязь и беспорядок не терпел, в любом их проявлении.

И в отношениях в том числе.

И вот кто ж знал, что женщина, безбашенная и дерзкая, нежная и ранимая, острая, как игла и пушистая, как… кошка!

Женщина, с которыми я зарекся иметь дело на постоянной основе уже лет десять как, привнесет в мою налаженную, размеренную жизнь такой нереальный беспорядок?

- Эй, подпол, ты чего хотел-то? – вернул меня к реальности Курагин, - а то тут время не резиновое, мне главврач уже намекал.

- Мне главврач тоже намекал. Чтоб я их от тебя избавил скорее, - ответил я, немного злясь на временную потерю ориентации в пространстве. Что-то цирк дурацкий, одна мысль о Кошке выбивает из привычной колеи.

- Нажаловался… - Курагин опять попытался закатить глаза, но заметил мою ухмылку и не стал злоупотреблять. Чувствовал свою вину, свиненок.

- Доложил, - поправил я его строго, - нарушение режима пребывания карается, ты это знаешь.

- Да это же не я! Это все полковник!

- Какой?

- Да Васильич! Ну блин… - Курагин вздохнул, припоминая, - а черт… Я и не знаю ничего, кроме звания и того, что он Пал Васильич!

Неудивительно. Там непростые люди отдыхают. Так что , вполне возможно, что собутыльник Курагина не полковник никакой. И уж тем более не Пал Васильич. Но вообще, надо бы пробить.

Сделав себе зарубку, уточнить, с кем именно нажирался до зеленых соплей и потом приставал к молоденьким медсестричкам нахальный щенок, я продолжил, пользуясь разговорчивостью и вроде бы установленными доверительными отношениями:

- Кстати, твоя сестра упоминала Старика. Ты что про него можешь сказать?

- Упоминала? А это с какой стати? – Курагин тут же перестал валять дурака, глянул с экрана остро и даже жестко.

Мальчик далеко пойдет. Наставника бы ему хорошего…

- Мы беседовали про вашу жизнь до… Гибели отца.

Курагин замолчал, поизучал меня пару секунд через экран. И куда только разбитной дурачок подевался! Мальчик у нас с двойным дном.

Интересные они, брат и сестра Курагины.

- Не могла она тебе ничего говорить. До автокатастрофы мы Старика не знали.

- Она так и говорила.

- А раз она говорила, то какого хера у меня спрашиваешь?

Так… Никаких доверительных отношений…

- Курагин, если я спрашиваю, значит, есть причины. Собираю картину целиком, слышал о таком? Мне надо понимать, откуда может прилететь по вам. Ты же понимаешь, что наш большой папочка не сидит без дела?

- То есть, роет, да? – помрачнел Курагин, - а я здесь подвисаю, баб за жопы хватаю… Вместо того, чтоб сестренку под бок – и сваливать подальше? На кой хер ты меня сюда определил, подпол? А ну давай выпускай! И сестру мне возвращай! И вообще, я с ней поговорить хочу, ты обещал!

Хрен тебе, а не сестру… Перетопчешься без моей Кошки…

- Вечером сегодня поговоришь. У нее телефон… сломался, по моему пообщаетесь. С главврачом я согласую. А пока про Старика жду от тебя информацию.

- Да нет никакой информации особо! Старик – это опекун Люськин, как раз с того момента, как отец с матерью разбились.

- Почему тебе не отдали опеку?

- Да я хотел! Но мне только-только восемнадцать исполнилось, и сначала не давали, а потом… Потом я сел. И ее отдали ему. Он – родственник, седьмая вода. После смерти отца весь его бизнес прибрал к рукам, сука. И Люське не разрешал ко мне ездить и звонить. Она пару раз всего только и смогла позвонить. Говорила, что не выпускает никуда.