к стене возле дверного косяка, посмотрела внимательно на властного. — Как и в прошлый раз, впрочем. Изменил формулировку, сделал покорректнее, главного недоговорил, но суть та же. Дэйм, скажи честно, ты сам чего хочешь? Чтобы я осталась на этой стороне? Хорошо. А для чего?

— Юлисса…

— Что сразу Юлисса? Я родилась среди людей, и моя мама родилась тоже, и нам там вовсе не так плохо, как тебе, вероятно, кажется. А эта дурацкая доставка… несколько лет назад в стране, где мы живём, был кризис… очередной финансовый… и мы с мамой почти одновременно остались без работы. Я тогда была фактически только-только из универа, то есть опыт работы, который так жаждут узреть работодатели, отсутствовал как вид. Кризис равен повышению уровня безработицы, что приводит к трудностям с последующим трудоустройством, хоть по специальности, хоть без оной, а в отделениях доставки сотрудники нужны почти всегда, к тому же она рядом с домом. Вот я и пошла. Выяснилось, что я там не одна неприкаянная нечисть… и как-то так получилось, что временная работа, как я её рассматривала поначалу, превратилась в постоянную. Присиделась я попросту, привыкла и обленилась слегка, потому что ездить никуда не надо, оклад какой-никакой стабильный и всё знакомое и хорошо изученное. И уже второй год я себе обещаю клятвенно, что в следующем месяце наконец уволюсь к бесам и найду нормальную работу, но вот всё никак. Так бывает, Дэйм, по крайней мере, в нашем… в моём мире и в этом нет ничего особенного или фантастического. Обычная привычка и нежелание перемен. То, что я молодая красивая девушка, не означает, что я готова идти либо в офис, либо на подиум, либо сам знаешь куда, а до производства или чего-то подобного я никогда не опущусь. Нет, ничего такого. И, вопреки мнению одного… моего знакомого, не все мы зациклены на карьере, больших деньгах и амбициях. Поэтому не надо на меня давить и спасать из мачехиного рабства, каким ты считаешь мою работу.

— Я не давлю…

— Правда?

— Не хочу давить, — исправился Дэйм. — Но и отпускать тебя… сейчас, когда ты наконец здесь…

— И не отпускай, — понизив голос, предложила Юлисса. — По крайней мере, сегодня ночью…

Потянувшись, коснулась мужских губ лёгким поцелуем, отстранилась, глянула пристально в потемневшие глаза. Отвернулась, открыла дверь спальни, переступила порог, бросила приглашающий взгляд через плечо на оставшегося в коридоре властного. Тот помедлил чуть и шагнул следом.

Из глубины комнаты донёсся непонятный шорох, и Юлисса наступила на что-то мягкое, не похожее на край ковра. Да и постелен тот ближе к кровати, не к входной двери.

— Что за хрень?!

Вспыхнул верхний свет, озаряя примечательную картину: высокая, худощавая и, кажется, полностью обнажённая фигура застыла на полпути к распахнутому окну.

— Действительно, — включивший свет Дэйм встал рядом с Юлиссой, посмотрел изумлённо сначала на пол, потом на незваного гостя.

Юлисса тоже.

На полу выложена надпись из белых лепестков роз.

«Я люблю вас».

Прелесть-то какая. И почему сразу зародилось подозрение такое нехорошее, что это отнюдь не дело рук властного?

Голопопый гость же медленно, неуверенно обернулся к вошедшим и Юлисса узнала в нём Динеша.

Сюрприз, однако.

— Динеш, — вслух произнесла Юлисса.

Парень сглотнул, выпрямился, расправил плечи и попытался принять вид, более достойный сына правителя. Увы, вся ситуация в целом и отсутствие одежды в частности мало располагали к созданию нужного церемониала и необходимого впечатления на собравшихся не производили. И когда Юлисса, скорее машинально, нежели из действительного любопытства, скользнула быстрым взглядом по обнажённому телу, Динеш дёрнулся, словно от удара, ссутулился и торопливо прикрылся руками.

— Могу я узнать у юного царевича, что он делает в комнате моей гостьи? — с холодной любезностью осведомился Дэйм. — К этому часу все участники отбора должны уже покинуть Агатовую чайку и прилегающие территории.

— Я… — начал Динеш и умолк в растерянности.

Юлисса посмотрела на кровать. Покрывало примято и уголок его откинут — вероятно, парень там сидел… или лежал… ожидая хозяйку опочивальни. На одной из подушек алая роза на длинном стебле, точь-в-точь как две её товарки, стоявшие нынче в вазе на столике.

Вот бесы…

— Это ты? — спросила Юлисса и для верности указала поочерёдно на цветок на подушке и цветы в вазе. — Ты оставлял мне эти розы?

Дэйм проследил за направлением пальца Юлиссы и нахмурился.

— Он оставлял тебе розы? Здесь, в твоей спальне?

— Да. Вчера, когда я вернулась с ужина, и позавчера. Я подумала, это от тебя и…

И потому не стала говорить.

— То есть ты возвращалась в комнату, а тут уже были цветы?

— Да…

— Но мы же были вместе весь вечер, — резонно напомнил властный.

— Я решила, что это кто-то из слуг приносил по твоей просьбе… — прозвучало как-то на редкость неубедительно.

— Тьмы ради, Юлисса, если бы я хотел произвести на тебя впечатление цветами, то завалил бы всю комнату, а не ограничился одной розой.

— И что же не завалил?

— Счёл, что розы — банально, — выдал Дэйм с тем непроницаемо суровым выражением монаршего чела, что бесил не меньше занудного тона.

— С каких это пор дарить женщине цветы стало банально? — возмутилась Юлисса. — А делать неприличные предложения, значит, ни разу не банально?!

— Кто-то сделал тебе неприличное предложение?

— Да!

— И кто посмел?

— Как кто — ты!

— Когда?

Несколько позабытый Динеш внезапно шагнул вперёд и Дэйм сразу же осторожно, но непреклонно отстранил Юлиссу назад, этак невзначай за спину себе задвигая.

— Пусть у меня лишь одна роза, зато она отражает полноту истинного желания, бушующего во мне, и чувства мои, что искренни, сильны и нерушимы, будто горы! — с неожиданным пылом воскликнул парень, прижав руки к сердцу. — Я люблю вас, моя сиятельная госпожа! Я полюбил вас с первого взгляда, с первой секунды, едва увидел на том лугу, и с тех пор помыслить не мог ни о ком другом, кроме вас, о, прекраснейшая!

— Где-то это я уже слышала, — пробормотала Юлисса и попыталась выбраться из-за мужской спины и вернуться на исходную позицию.

— Вы моя единственная, вы свет очей моих, огонь моего сердца! — продолжил Динеш, глядя на Юлиссу со столь страстной, горячей мольбой, что аж неловко стало. — Прошу вас, о, пламенная, будьте моей, позвольте позаботиться о