— Видишь пальцы? — Хорошо, что она хоть говорила приглушенно. — Видишь, какие длинные три крайних? Крыло — это просто кожа между ними. Смотри, оно идет до ног и хвоста.

— Как интересно! А может быть, пусть она себе спит?

— А посмотри на мохнатое тельце. Какой хорошенький малыш!

— Хорошенький! Страшен, как смертный грех!

Я тут же пожалел, что повысил голос, потому что тонкие перепонки над крошечными глазами мыши на секунду распахнулись.

— Он обиделся, — заметила Мидж.

— Ему придется с этим примириться. Посмотри на этот ужасный приплюснутый нос и остроконечные уши! — Я в отвращении фыркнул.

— То, что вокруг носа, — это его радар.

— Но косметически это его не оправдывает. Может быть, мы спустимся, Мидж? Возможно, нам придется соседствовать с этим висячим черносливом, но брататься с ним нет необходимости.

Мидж дала крылу обратно сложиться и прижалась к моему бедру.

— Не знала, что у тебя аллергия на них.

— Честно сказать, я и сам не знал. Но у меня к ним странное чувство — ничего не могу поделать.

— Но хотя бы теперь ты знаешь, что их не так много, как тебе сначала показалось.

— Я мог бы поклясться... Ну да неважно, от потрясения их могло показаться вдвое больше.

— Или втрое. Давай спустимся туда, где воздух посвежее.

Мы ухватились за балку, и, встав на края люка, я помог Мидж спуститься на стул. Бросив последний взгляд вокруг, я передал ей фонарик и протиснулся сам, а потом, балансируя на стуле, закрыл за собой крышку, на этот раз без особого шума.

Я соскочил на пол и стряхнул пыль с ладоней, радуясь, что выбрался из мрака. Мидж тем временем подошла к одному из окошек и попыталась его открыть.

— Я подумала, что тут неплохо бы проветрить, — сказала она через плечо, — но это окно заколочено.

Я подошел к ней.

— Может быть, закрашено снаружи. Строители не должны были закрывать окна, пока краска не просохнет. Дай-ка мне.

Но прежде, чем я успел хорошенько толкнуть створку окна, Мидж удержала меня.

— А что, летучие мыши действительно тебя беспокоят, Майк? Знаешь, мы всегда можем последовать совету Хьюба и избавиться от них, так что никто не узнает.

Я спокойно посмотрел на нее.

— Тебе-то самой это не нравится, правда?

— Мне не нравится, что для тебя они портят Грэмери. Для меня важнее всего, чтобы ты был счастлив здесь, так что, если выбирать между тобой и мышами, лучше останься ты.

Мы прижались друг к другу лбами.

— Наверное, ты права, — сказал я. — От них никакого вреда. — Я повернулся спиной к окну. — Но каждую ночь слышать их оргии и как они вылетают на улицу — хлопанье этих сморщенных крыльев сведет меня с ума.

Я стукнул ладонью по оконной раме, потом еще раз и закусил губу, ушибив руку. С третьей попытки окно на дюйм приоткрылось, и после этого не составило труда открыть его пошире. Со второй половиной пришлось так же помучиться, но с третьей попытки открылась и она. Распахнув окно пошире и защелкнув, чтобы оно не закрылось, я взглянул на лес напротив и глубоко вдохнул нагретый солнцем воздух. Но прежде, чем выдохнуть, я задержал дыхание.

Не человек ли стоит в тени за первым рядом деревьев? Опять кто-то следит за нами?

— Мидж, — сказал я сдавленным голосом, потому что так и не выдохнул. — Мидж, там кто-то наблюдает за домом.

Я не смотрел на нее, но знал, что и она вглядывается в лес.

— Где, Майк? Я никого не вижу.

На мгновение я оторвал глаза от неподвижной фигуры и, положив руку на плечи Мидж, придвинул ее к себе.

— Вон там, — прошептал я, хотя в этом не было необходимости, и указал рукой. — Сразу за деревьями. Темная фигура, смотрит прямо на коттедж.

Но когда я снова посмотрел туда, человек исчез.

— Все равно ничего не вижу, Майк, — сказала Мидж, и я безмолвно повернулся к ней, а потом быстро оглянулся на деревья. Определенно там никого не было.

Я начал задумываться: может быть, деревенский воздух здесь настолько свеж, что вызывает галлюцинации?

Следующие две недели пронеслись в сплошных заботах, освободив меня от новых «галлюцинаций». Мы проводили дни (а часто и ночи), сдирая старые обои и заменяя их новыми, крася стены и балки, за что не захотели платить строителям. Один-два вечера выдались прохладными, и вскоре мы обнаружили змеящиеся отовсюду сквозняки, они прокрадывались в дом, вызывая у нас озноб. Я постарался выявить их источники и заткнуть щели. Мы мыли, скребли, натирали и начищали. Я починил колокольчик у входа, чтобы он звенел, а не гремел.

Мы прочистили дымоходы, предвкушая, как уютно будет сидеть зимой у камина, и вычистили выгребную яму (когда ассенизаторы выкачивали ее содержимое, вонь стояла страшная, и нас предупредили, чтобы во время этой процедуры мы плотно закрыли окна и двери). Приходил водопроводчик, подключил посудомоечную машину и сделал так, чтобы вода текла горячая, а не чуть теплая (для этого потребовалась новая, более мощная, нагревательная спираль в стенном водогрее, что пробило значительную брешь в нашем бюджете). Благодаря баку, что О'Мэлли установил на чердаке, вода теперь текла чистая, и даже прием теле— и радиосигналов как-то самсобой через неделю наладился. Телевизионное изображение оставалось не блестящим, но ведь мы же все-таки находились в удалении от телевышки.

Я обставил свою музыкальную студию, по-прежнему мечтая о дорогом оборудовании, которое смогу приобрести в будущем (и надеялся, что не в столь отдаленном), а Мидж устроила свою независимую художественную студию под одним из широких окон в круглой комнате. Мне казалось, что ей не терпится снова взяться за кисть — я имею в виду не малярную, конечно, — так же как мне не терпелось взяться за серьезную музыку. Как ни занят я был физическим трудом, в моей голове проплывали замыслы песен, баллад и мерцала полномасштабная рок-композиция. Все замыслы представлялись заманчивыми, но в голове они всегда потрясающие, и меня интересовало, будут ли они так хороши на бумаге и зазвучат ли так же сногсшибательно в записи. Несмотря на творческий зуд, мы не поддавались соблазну и продолжали заниматься первоочередными насущными делами по подготовке к комфортабельной и продуктивной жизни в Грэмери.

Мы потрудились и в саду — правда, должен сказать, не столько я, сколько Мидж, особенно что касается цветочных клумб, — но странно: казалось, все расцветает само по себе. Даже кролики — а вокруг все было изрыто их норами — проявили чуткость и оставили наши цветы в покое. Мы пропололи клумбы, но с удивлением обнаружили, что многие сорняки исчезли по собственному желанию, очевидно устрашенные буйным ростом цветов и сдавшиеся без борьбы (я был достаточно наивен в садоводстве, чтобы поверить в это, а Мидж, больше понимавшая в этом деле, никак не прокомментировала). В деревенской лавке я купил газонокосилку, чтобы подстригать траву вдоль забора и позади коттеджа, и наслаждался работой на солнце, раздевшись до пояса и загорая. Я починил штакетник, заменил сломанные рейки, другие прибил должным образом и щедро закрасил подгнившие места толстым слоем белой краски.