Разбудило меня не солнце, разбудили меня Шетландские острова. В половине пятого я уже был на палубе. На окрашенных в белое перилах блестели капельки воды – должно быть, ночью мы попали в дождь.

Иногда в этих местах проплывали рыбачьи лодки. А больше ничего видно не было, пока в тумане не возникла полоска суши. Из ее контуров вырос Леруик. Бесцветные склоны превратились в зеленые поля. Темные комочки стали домами и портовыми кранами.

В моем распоряжении была неделя – столько хутор простоит без моих трудов. И трудов Ханне. Упаковав вещи в машину, я заехал к ней. Она подумала, что я хочу сделать ей сюрприз – отправиться вместе с ней отдыхать на юг. Прощание получилось немногословным и скомканным, горьким и полным недомолвок, висевших в воздухе.

– Не вляпайся там во что-нибудь, – едко бросила она.

Паром резко качнуло: мы причалили. Я ехал позади грузовика, мимо плаката «Добро пожаловать в Леруик. Помните о левостороннем движении» на норвежском и английском языках. Как будто это наша колония.

Я свернул на английскую сторону дороги и, лишь проехав несколько километров, справился со страхом столкнуться с кем-нибудь лоб в лоб. Дальше я ехал наугад, пока не очутился у смотровой площадки. Лесной пейзаж, как у нас дома, только зелень ярче. Такой же вереск. Такие же овцы. Поля на склонах – их единственное отличие от наших в том, что они резко обрываются в море.

Запахи и звуки совсем не такие, как в лесу. Соленая вода с примесью рыбьих потрохов и густого угольного или торфяного дыма. Крики морских птиц, гул прибоя у спускающихся к морю скал. С одной стороны Северное море, с другой Атлантический океан настойчиво вздымались у берегов, будто я находился в осажденной крепости.

Я стоял, приглядываясь и принюхиваясь к морю. Холодный соленый ветер. Свежий, хотя и пронизывающий. Он мне и нравился, и не нравился, напоминая мне чернозем, готовый уступить место чему-то новому.

Чего-то не хватало. Чего-то, что я ожидал, хотя и не мог бы сказать, чего именно.

«Ага!» – сообразил я, двинувшись дальше. Деревьев нет. Ни одного-единственного. Только низкий кустарник, каменные домики и пастбища. Ни единой тощей осинки.

Как столяр мог выдержать такое?

Я купил карту и сел в машину. Шетландские острова походили на разбитую бутылку – крохотные шхеры и островки, осколками разбросанные у побережья.

Два названия, которые разобрал пастор. Анст и Скаллоуэй. Самый северный из островов и городок под Леруиком.

Выбирая для себя маршрут, я вдруг сообразил, что только что впервые разговаривал по-английски. «A map for Shetland Islands, please. Yes. Thank you».

Это оказалось легко. Каждая победа – победа над Ханне и дедушкой. «Не вляпайся там во что-нибудь»? Конечно, я прогуливал уроки английского, но осваивал язык иначе. Английскому меня учили Джо Страммер и Шейн Макгоуэн[11]. Учили серебристый стереокомбайн «Пайонир» и тексты песен, вложенные в конверты долгоиграющих пластинок. Для покупки карты моих знаний оказалось достаточно.

Но, как я понял, к поездке на Шетландские острова мне лучше было научиться древненорвежскому. Карта пестрела названиями из другого времени, времени плавания на деревянных ладьях и конных походов по узким тропам. Wick – норвежский vik, залив. Voe – våg, залив пошире. Skerries – skjær, шхеры. Swarta Skerries – черные (svarte) шхеры, Out Skerries или Haf Skerries – самые дальние (ytterstе) в море (hav).

Мой метод не слишком упрощал поиски. На карте было десять-двенадцать портовых бухт – Хамнаво и еще больше песчаных заливов – Сэндуик, а островки носили названия прибрежных (Иннер Холм), или дальних (Аутер Холм), или еще они назывались вытянутыми (Линга).

На Ансте и вовсе все названия были норвежскими. Братта. Хамар. Литл Хамар. Фрамигорд – хутора близ дороги. Таинг оф Ноустигарт – коса в море возле Нордигарда.

Я не мог понять, чем притягивало парижанина Эйнара это место, где, кажется, все было поименовано викингом в эпоху саг. Ведь он еще подростком потерял интерес к тому, чтобы делать простые деревянные шкафы для крестьян побогаче… Теперь ему было хорошо за семьдесят. Какие первые слова говорят человеку, которого родные не видели долгие годы? Вызвала ли в нем смерть брата хоть какие-то чувства?

Мне вдруг захотелось бросить все – и пусть будет, как раньше. Моя «Лейка» лежала рядом на пассажирском сиденье, и последним запечатленным на ней изображением было дедушкино лицо. Я вспомнил его слова, сказанные вроде бы той осенью, когда я прочел «События года».

– Посадочный картофель, – сказал он.

И по тому, как дед выпрямился, оставив работу, как изучающе посмотрел на меня и как произнес эти слова, я понял, что он давно готовился сказать мне это, когда я «достаточно подрасту», что он пригляделся ко мне и счел, что это время настало. Мне-то казалось, что я ничего необычного не делаю, но, может быть, в моих движениях проступила та уверенность, которая и позволила дедушке выпрямиться и сказать:

– В каждой картофелине сидит другая картофелина. Вся картошка, которую мы сейчас сажаем, это, собственно, одно и то же растение. Только если размножать картофель семенами, вырастет другое растение. А та, что мы сажали в прошлом году, и вся, что посадим в следующем, – это все одна и та же картошка. Да, посадочная картошка гниет. Но все равно новая – это просто новые побеги старой. Они не просто состоят в родстве, они и есть одно и то же.

В тот год я начал курить и, конечно, курил дедушкин табак.

Теперь я стащил с себя анорак и достал из багажника шоколадку. В коробке с провиантом в дополнение к консервам и картошке у меня было двадцать марципановых батончиков, двадцать плиток молочного шоколада и десять пакетиков арахиса. А еще инструменты и запчасти к машине. Шкатулка с разными разностями, объяснения которым я не нашел. Важнейшие документы я сфотографировал и сделал бумажную копию кадра 18b, единственного, не вписывающегося в дедушкины фотографии из Германии.

Я жевал шоколад и уговаривал себя, что надо идти до конца. Внезапно ветер стих. Может быть, не стоило влезать в неприкасаемый запас уже в первый день?

Над океаном сгущались серо-черные тучи, подползавшие все ближе. Дома непогоду можно было предсказать заранее: перед этим всегда становилось тепло и душно, и я предполагал, что ливень настигнет Шетландские острова к вечеру. Но буря налетела со скоростью разъяренного быка. Снова поднялся ветер, а еще через полчаса, на обратном пути в Леруик, в парикмахерский салон Агнес Браун, мне пришлось включить «дворники» на полную мощь.

* * *