– Сядь, – сказал он.

Я подчинился, опустился рядом с ним на нары.

– Завтра тебя скорей всего переведут в другую камеру. Я хотел спросить, говорил ли ты Хоменко обо мне?

– Да, был разговор, я сказал ему, что ищу пропавшего товарища…

– И больше ничего?

Я напряг память и неуверенно пробормотал:

– Кажется, еще спрашивал его про Петра Свиридова и сказал, что обязательно раскручу все это дело.

Скоков закрыл глаза и, не изменившись в лице, вынес мне приговор:

– Из всех возможных вариантов ты умудрился выбрать худший: стал расспрашивать Хоменко. Поэтому он тебя и сдал. Поздравляю.

– После твоих рассказов я уверен, что не обошлось и без Бориса. Хоменко сочинил для меня суперзадание: задержать машину с контрабандными запчастями для автомобилей. Говорил, тут замешан Борис, его делишки… Даже разыграл перехват радиосвязи: «Передай Федулу, что действуем по первому варианту».

– Вот они и передали, – тихо продолжил Валера. – По первому варианту берут дурачка, по второму – ждут контрабандный товар.

– Да, Валера, ты видишь перед собой идиота. В чистом виде.

– Не расстраивайся. Меня тоже как котенка взяли. Двое подручных комбата подошли, вокруг никого, стукнули по голове и в машину. Не успел очухаться – уже на эту сторону передали.

– А кто те двое? – спросил я, уже догадываясь.

– Петя Сокирчук и этот… Шарин.

– Лошадиная рожа с желтыми усами, а второй – лысый?

– Они.

– А я еще и подраться успел с выродком этим президентским, – не к месту вспомнил я.

– Где?

– В кабаке…

– Узнаю тебя.

– Он первый начал. На девчонку мою права стал качать. Я его через стол и прокатил.

– Смотрика-ка, и девочкой обзавелся. Вот только опять вариант с дракой неудачный выбрал. Мало ханыг было – подавай тебе президентского охранника.

– Я вот только одного не пойму, Валера, может, растолкуешь, на кой черт им понадобилось сдавать нас Федулу, если проще было пришлепнуть на месте?

– Я его тоже не понял – пока не увидел этого самого Федула. Его, кроме бизнеса, еще служебные показатели интересуют – для отчета перед начальством.

– Два человек – две «птички»?

Он не ответил, задумался. Я не стал его тревожить, донимать вопросами – сам почувствовал, как навалилась усталость. Уже накатывался рассвет, и решетчатое оконце под потолком забагровело еле ощутимым мазком…

Через несколько часов меня поведут к командиру бригады, а что будет дальше – известно только ему. Что ж, каждый подписывается на свою судьбу в одиночку. Правда, иногда бывает трудно с точностью определить тот роковой день, когда ты сделал бездумно или расчетливо осмысленный шаг. Что касается меня, я болтался на волнах непознанных водоворотов, как пустая бутылка, имея одинаковый шанс прибиться к утру к берегу или затонуть еще до рассвета.

– Гляди-ка, уже светает, – нарушил молчание Валера. – Садись-ка поближе, я тебе хочу кое-что сказать. Если ты отсюда выберешься…

– Мы будем уходить вдвоем.

– Не перебивай. Если сбежишь и доберешься до наших, обещай мне убрать Хоменко. Если не в тюрьму или лучше – на тот свет, то хотя бы с батальона… Оружие его люди везут из Горбовца, это в Румынии, там капитальная база. Переходят границу, она чисто условная. Потом его переправляют азермянам и армеджанцам, тем и другим. У меня спрятана уникальная кассета, я сам ухитрился заснять Хоменко с закупщиком оружия той и другой сторон. Одного кличка Кассир, второго – Двуногий. Рядом – несколько автоматов и «дипломат». Все улыбались, жали руки. Пленка не проявлена – не успел. Спрятал ее в отделе контрразведки, но не в своем сейфе, а в старом шкафу на третьей полке, там сто лет какие-то бумаги валяются ненужные… Запомнил? Дальше. В Одессе живет человек по имени Женя Яковлев. Хоменко подключал его к переправке оружия из Румынии, пока Женя не разобрался, куда оно потом идет. Высказал шефу претензии, потом уже понял, что надо уносить ноги. Он многое может рассказать. Спросить его можно в ресторане «Море» – там скажут, где его найти… И последнее. Как только я перешел в контрразведку, вместе с помощником прокурора устроил внезапную проверку в батальоне – обнаружили десять неучтенных стволов румынского производства. Все новенькие, в смазке. Сокирчук, этот, с желтыми усами, ляпнул: мол, в бою отбили. А из них ни разу не стреляли. Потом Хоменко приехал, с ходу другую легенду: склад нашли. Короче, протокол должен быть у прокурора или помощника, а копия, со всеми подписями, у моей знакомой. Знаешь, где музей Котовского?

– Знаю. И девушку звать Лена? – мрачно спросил я, хотя нет ничего смешнее делить далекую женщину, находясь в камере смертников.

– Почему Лена?.. Ольга. Недалеко от музея – коньячный завод «Квинт». Спросишь на проходной Нестерову.

– Я вижу, ты тоже время зря не терял.

– В общем, это все. Уцелеешь, постарайся это использовать. В одиночку не действуй, свяжись с прокуратурой, с командующим гвардией, с военной контрразведкой. И смотри: второй раз Хоменко живым тебя не выпустит.

– Ладно, будем живы – не умрем.

– Ты уж пойми меня правильно, Володя. Я пока здесь сидел, с самого 6 февраля между прочим, о многом передумал. Времени хватило… Жаль только, что сам не смогу рассчитаться.

Он опустил ноги на пол, сел.

– Лежи, – сказал я.

Но ему надо было облегчиться, и я помог пройти к ведру. Потом я снова укрыл его одеялом. Света в окошке добавилось. Валера не спал, глаза его блестели, как обычно блестят, когда из человека истекает последняя энергия, а вся воля и сила остаются лишь в горящих зрачках. Я попытался развлечь товарища по судьбине свеженькими анекдотами, но Валера сказал:

– Давай помолчим.

– Давай, – невесело согласился я.

Вдруг приспичило: курить захотелось. Содержимое моих карманов вместе с сигаретами вычистили бравые полицейские. Я постучал в дверь, появился заспанный старшина. Попросил у него сигарету. Дед достал, прикурил, сунул в окошко, покосился на лежащего, молча ушел.

– Курить будешь? – спросил я у Скокова.

Он кивнул, я сунул ему в рот сигарету. Валера затянулся пару раз, вернул обратно. Я мусолил ее дальше, выплевывая крошки табака, докурил до крошечного состояния, затушил и миллиметровый остаток спрятал под нары.

– Может, у него еще ключи от дверей попросить? – предложил я.

– Тебя сейчас переведут в другую камеру. Будешь прорываться – не забудь про меня, – вдруг заявил Валера. – Тебя увидел – сил прибавилось. А если не выдержу, бросишь меня по дороге, в тягость не буду.

– Не брошу, – сказал я. Но уверенности моей поубавилось.

Через некоторое время дверь камеры распахнулась: на пороге стоял долговязый полицейский. Старик, видно, сменился с дежурства. Я на прощание кивнул Валере, он сделал слабый знак рукой – и нас разгородила железная дверь.