Хонор надеялась, что она не унаследовала от матери ее жестокость.

В двенадцать часов ночи Хонор дремала, сидя в кресле. Она хотела лечь в кровать, но боялась, что девочка может проснуться посреди ночи и не понять, где находится.

Она вздрогнула, разбуженная шелестом, открыла глаза и увидела, что девочка сидит на кушетке с испуганным видом.

— Наконец ты проснулась, — резко сказала Хонор. — Ты знаешь, где находишься?

Девочка оглянулась вокруг, потом посмотрела на себя и увидела, что на ней нет платья. Она дотронулась до щеки, словно хотела проверить, болит ли еще лицо.

— Да, вы миссис Харрис, — произнесла она. — Извините, если я доставила вам беспокойство.

Хонор фыркнула. По сути, она была тронута, что девочка в первую очередь подумала не о себе. Но говорить об этом было не в ее характере, как и произносить приветственные слова. Она также почувствовала облегчение, что ребенок не называет ее бабушкой. Она была не готова признать факт, что вдруг стала бабушкой.

— Я думаю, тебе нужно в туалет. Но на дворе уже темно, поэтому я поставила тебе горшок в судомойне, — сказала она порывисто и указала направление пальцем.

Она увидела, что девочка поморщилась, ставя ногу на пол, но не пожаловалась и заковыляла наружу.

Когда она вернулась, Хонор велела ей сесть за стол и молча поставила перед ней миску с супом и стакан с водой.

Увидев, как девочка опрокинула в себя весь стакан одним залпом, она подумала, сколько же времени та ничего не пила и не ела. Она подождала, пока половина супа будет съедена, и принесла еще один стакан воды.

— При солнечных ожогах хорошо пить воду, — сказала она, поставив стакан на стол. — Ну а сейчас ты не хочешь рассказать мне, как очутилась перед моей дверью?

Адель была смущена. Она ясно помнила, как постучала в дверь и как женщина открыла ей. Она также смутно припоминала, что рассказала ей, кто она такая, но все было словно во сне, и она уже не была уверена, что именно успела ей рассказать.

— Начинай сначала, — резко сказала женщина. — Твое полное имя, как ты нашла мой адрес и откуда пришла.

Это смутило Адель, потому что прозвучало так, будто эта женщина не была ее бабушкой. Она была грубоватой и своеобразной, Если бы Адель не поняла, пока сидела на горшке, что ее вымыли и чем-то намазали ожоги, она подумала бы, что женщина готова выставить ее за дверь, если она не расскажет все как надо.

Адель устало начала объяснять, кто она такая, как переехало машиной ее сестру и некоторое время спустя мать сошла с ума и пришлось положить ее в больницу. Она объяснила, что Джим Талбот отказался от нее, рассказала об увиденном письме с этим адресом и как потом ее отвезли в «Пихты».

— В Танбридж-Уэлс? — воскликнула миссис Харрис. — Где именно?

Адель сказала, что вообще-то не знает точного адреса, но это ближе к Ламберхерсту, чем ей казалось.

— Почему ты оттуда убежала?

— Из-за мистера Мэйкписа, — прошептала Адель и, снова застыдившись того, что она сделала, начала плакать.

— Не начинай снова реветь, — нетерпеливо сказала миссис Харрис. — Об этом можешь рассказать позже. Ну, чем занимается Джим Талбот, где работает?

Адель посчитала этот вопрос очень странным, самой незначительной частью во всей ее истории.

— Он работает в доке, — сказала она, решив, что будет лучше, если она правдиво расскажет ей все, что ее интересует. — Я всегда думала, что он мой настоящий папа, до той ночи, когда мама сошла с ума и напала на нас обоих. Она обвиняла меня в смерти Памелы и говорила еще множество мерзких вещей, но я слышала, как папа говорил врачу, что я не его ребенок и что он больше не хочет иметь ничего общего ни со мной, ни с мамой.

Адель встревожилась, когда женщина встала и начала ходить по комнате, перебирая вещи, будто нервничала, но ничего не говорила. Даже миссис Мэйкпис проявила достаточное сочувствие, когда Адель объясняла ей все это, а она не была родственницей. Адель ломала себе голову, не зная, что же сказать еще, чтобы заставить эту женщину осознать, что она не одна в комнате, но ничего не могла придумать.

— Роуз исчезла, когда ей было семнадцать, — вдруг выпалила миссис Харрис, поворачиваясь к Адель и стукнув кулаком по столу. — Ни слова мне не сказала, ни одного слова, бессердечная тварь. Отец только вернулся с войны больной, и она исчезла как раз в тот момент, когда мне нужна была ее помощь. Поэтому расскажи мне, почему я должна заботиться о ее ребенке, если она даже не потрудилась сказать мне, когда он родился!

Тогда Адель испугалась. У женщины были такие же глаза, как у ее матери, и возможно, она тоже была сумасшедшей.

— Извините, — прошептала она. — Обо мне она тоже не заботилась.

— Все эти годы я не знала даже, жива она или мертва, — продолжала женщина, и ее голос почти перешел в крик. — Отец очень часто спрашивал о ней, когда умирал, а иногда он даже обвинял меня в том, что это я выставила ее за дверь. Он никогда не верил, что она стала такой дерзкой девчонкой после того, как он ушел на войну. Она была его маленькой девочкой. Он называл ее своим сокровищем. Он умер, считая меня виноватой в том, что она не вернулась домой повидаться с ним. Ты знаешь, что я чувствовала?

Адель снова разразилась слезами. Она знала, как это, когда тебя во всем обвиняют. А сейчас ей казалось, что ее будут обвинять и за поведение матери.

— Ой, перестань рыдать! — крикнула на нее бабушка. — Это ты объявилась без приглашения, сказала мне, что моя дочь сумасшедшая, и хочешь, чтобы я взяла тебя к себе. Это я должна плакать.

Где-то глубоко в Адель поднялся гнев. Перед ней в одну секунду промелькнуло все, что несправедливо взваливали на нее, — вина за смерть Памелы, жестокость матери, высылка в приют и предательство человека, которому она доверяла. А сейчас эта взрослая женщина тоже несправедлива к ней. Ну хорошо, она больше ничего подобного не позволит. Она все скажет.

— Тогда вызывайте полицию, и пусть меня уводят! — крикнула она в ответ. — Я вам ничего не сделала, только надеялась, что вам не безразлична ваша внучка. Я теперь вижу, откуда у мамы эта злобность. От вас!

Она ожидала, что ее ударят, и быстро прикрыла голову руками, обороняясь, когда женщина подошла к ней. Но к ее удивлению, вместо удара она ощутила руку женщины на своем плече.

— Давай-ка ты лучше ложись обратно на кушетку и поспи, — сказала она грубовато. — Ты слишком долго была на солнце, и мы обе переутомлены.

— Господи, ну что же мне с этим делать? — проворчала Хонор себе под нос, ложась в постель.

От идущего через окно ветерка мерцал огонек свечи, тени от изголовья кровати двигались, производя жуткое впечатление, и она содрогнулась.

Для нее было огромным шоком открыть дверь и обнаружить эту бездомную девочку. За последний десяток лет она сделала все, чтобы вычеркнуть Роуз из своей памяти. Она была вынуждена это сделать, потому что обида и гнев на дочь чуть не уничтожили ее. И все же в те редкие моменты, когда Роуз невольно вспоминалась ей, она всегда представляла, что та живет в роскоши балованной женой богатого человека. Ей никогда не приходило в голову, что у Роуз могут быть дети.