– Извольте, если угодно, – несколько растерянно ответил Арсений, удивившись, что его версия вмешательства секретных агентов не нашла у собеседника отзыва.

– Не стоит удручаться. Ваша ошибка простительна, вы складываете необычное к необычному. Примерно я бы сравнивал обстоятельства места и способности, иначе, качества субъекта. Но это уже есть строго философские категории, и вам, доктор Арсений, трудно выйдет совершать с ними операции. Поэтому я подскажу доступно. Господин Галеон – совсем не секретная персона для многоуважаемого мной Командора, с которым я, в свою очередь, свелся знакомством не вчерашним днем и кое-что о моем друге Хансене могу предсказать. А значит, если о вашем соседе все в известности милейшему Юлу, какой же тогда господин Галеон тайный агент? Я думаю, тут дело личное. И еще – в сущность дел из этого рода никогда не стоит вникать. Может получиться неудобно. Или вы вдруг узнаете нечто из числа фактов, которые нежелательно для вас знать. В отношении вашего собственного спокойствия и будущей ответственности за это знание.

– Вы правы. Как гласит китайская же поговорка: «Затеяв сражение, не жалуйся потом, что у него был другой исход». И с тайным агентом не получается. Но вот как быть с моим кристально чистым, не корысти ради, человеческим и отчасти научно-испытательским любопытством? – спросил Арсений скорее у самого себя.

– Я думаю, вы либо удовлетворитесь им, либо нет. Все же поступить выйдет мудро, если вы трепещущие живо вопросы отнесете самому сфинксу. Тогда страж пустынь или промолчит, или вы услышитесь его речью. А дальше, как вы, доктор Арсений, выразились только что: «Не жалуйтесь, когда у битвы случится иной, неблагоприятный для вас финал», потому что иногда сфинксу приходило желание откушать вопрошавшего, – предупредил Мадянова китайский философ.

– То есть разумнее всего спросить непосредственно у Антония? Может, и сработает. А может, я потащу за хвост дракона из воды. Цель, как говорится, порой оправдывает средства, в смысле мне же нужен его Э-модулярный профиль. Моя профессиональная обязанность, в конце концов. Оправдание не хуже любого другого, как вы думаете, доктор Го? – спросил Мадянов у хитро прищурившегося магистра, в эту минуту очень похожего на сказочного гнома из «Белоснежки».

– Я думаю, если бы любопытство разума понуждалось в оправданиях всякий раз, когда нам неймется на ровном месте, то познание «что есть мир?» стало бы невозможное вообще. Любопытствуйте, любезный мне доктор Арсений, только успевайте вовремя отдернуть руку, когда растревоженный вами дракон высунется носом из волн.

Они посидели еще немного, Арсению о столь многом хотелось спросить у замечательного магистра, но было ему уже неловко досаждать приятному доктору Го, добровольно вызвавшемуся побыть при Мадянове нянькой. Поэтому поговорили о всякой незначительной всячине и скоро пошли в спальные каюты отдыхать. Арсений все думал, что сказать и как повести себя, если в комнате окажется сосед его Гент, и если к тому же окажется он не спящим. Заговорить сразу или для начала притвориться, будто ничего особенного не произошло. С одной стороны, доктор Мадянов до смерти устал, больше морально, чем физически, он все же не гранитные глыбы носил для фараоновой гробницы, а с другой – можно упустить благоприятный момент. Однако выбор делать ему не пришлось – в спальной каюте он был единственным постояльцем, сосед его так и не вернулся с вахтенного поста. «А ведь сейчас черед пана Пулавского», – припомнилось доктору. Значит, в рубке обсуждают и переживают. Значит, Хансен еще не покончил с делом Огородного Билла, не похоронил его навсегда. Значит, вот и всемогущему Командору понадобится помощь корабельного Э-психолога, хочет он или нет, а только завтра в любое удобное время доктор Мадянов намерен предложить старому пирату свои профессиональные услуги. Так-то «железный человек» Хансен, не стоит и тебе забывать, что человеческая душа – система тонкая и порой назло предательски нестабильная. И неумелыми руками лучше не лезть, пусть каждый делает свое дело. Одному выпадает почем зря разоряться на капитанском мостике, поражая громами врагов и штрафными карами противных его воле подчиненных, другому – врачевать самого верховного Зевса-Командора от неосторожного обращения с молниями. С этими мыслями доктор Мадянов, выбрав предварительно в фильмотеке сон о пляжном волейболе, улегся на нижнюю койку, включил обогрев и собрался предаться оздоровительному отдыху на полные восемь часов. Но не удалось. Бесшумно свернулась входная дверь, на краткий миг впустив многоголосые звуки снаружи, и в каюту вошел Гент.

Арсений не успел даже сделать вид, будто пребывает он в садах сновидений, тем более Антоний с порога, улыбаясь, как и всегда, крикнул ему:

– Привет, привет!

В свою очередь Мадянов, скорее по инерции, чем нарочно, ответил:

– Здорово, если не шутишь, – вообще это было их обычное взаимное обращение при встречах или когда для обоих совпадало проснуться в одно время.

– Ох, и шуму вышло после твоего ухода! Для экипажа свидетели изображали в лицах! Да, натворил ты делов, дружище, и не пересказать! – прямо осведомил доктора Антоний, он явно не собирался тотчас спать, напротив, с удобством стал устраиваться в откидном кресле. – Командор и сейчас еще усмиряет негодующую толпу. А у тебя впереди грядет приятная с ним беседа. Вижу, вижу твое ближайшее будущее! Как раз нужно пушку менять, что я нынче-то спалил, и кого, как ты думаешь, пошлют в первый ярус за дополнительным комплектом на склад, да не с погрузчиком, а на своем горбу? В воспитательных целях? Я на всякий случай предупреждаю, чтоб ты потом не удивлялся.

Моментально Арсению сделалось противно и скверно, как если бы он хлебнул болотной воды. Самонадеянный павлин, хуже Цугундера, а он-то воображал, будто Командор страдает за помин души Огородного Билла! Как бы не так, станет это лупоглазое, бесчувственное дерево переживать о дохлом уголовнике, ублюдке, которого Хансен давно желал стереть в порошок. Небось руки потирает втихаря, а может, и вправду, закрыл счет и забыл. Кто знает, сколько таких вот Огородных Биллов настрелял лихой капер в прошлое свое время?

– Дай угадаю, Цугундер из кальсон выпрыгнул, когда меня поносил? – в эту минуту Мадянов позабыл совершенно, что его и Гента разделяет некоторая неловкость, которую один Арсений и надумал себе, доктора сейчас тревожили иные вопросы.

– Удивись, а вот и нет! Их сиятельное комиссарство вообще больше молчало. Если что и бубнило под нос, так это: «Не такой уж я и толстый». Видать, струхнул наш Цугундер. Короче, милашка Кэти и звездный младенец Рамон объявили тебе войну. Эстремадура, тот больше за компанию, чтоб не ему одному все время доставалось. Только мисс Мелоун было не унять. В утешение ей налили, считай, три порции фруктовой коньячной дряни (как можно любить эту мрачную гадость, ума не приложу!), а дамочка чем больше прихлебывала, тем сильнее распалялась. Против тебя, само собой, – тут Гент откинулся навзничь в кресле и провокационно замолчал, мол, хочешь узнать дальше, попроси.

– И чего ей надо от меня? Извинений, так я готов. Перед женщиной не стыдно хоть на коленях. Тем паче я и вправду сказал ей обидное, и публично, – покаянно признался Мадянов. – Не молчи, тоже мне инквизиторские игры! Ух, если еще раз за тебя стану прибираться в каюте, умоляй не умоляй!