– Вряд ли… Ты поэтому так спокойна?

– У меня нет выбора, Михаэль! И я устала бояться. Поэтому я и сочиняю какие-то нелепые, как тебе может показаться, оправдания, объяснения: чтобы просто жить!

Она потерла сухими тонкими ладонями свое бледное лицо и тяжело, со стоном вздохнула:

– Хотя мне иногда начинает казаться, что я теряю ощущение реальности. Как с этим соком. Ведь, если разобраться, все это чистое безумие! Но я и так уже схожу с ума! Я устала, Михаэль.

– Полагаю, нам следует придумать что-то другое. Хватит с меня этого сока!

– Хорошо. Давай подумаем.

Вся земля между елями была разрыта, пахло густым лесным духом, влажным грунтом, перегноем, хвоей, и все эти запахи, как показалось Михаэлю, перебивал другой, не менее яркий, терпкий, солоноватый на вкус запах крови. Он сидел на поваленном стволе и курил. Взгляд его бродил по выпачканным землей голубым выцветшим джинсам, по проделанным в них еще на фабрике дыркам, и он думал о том, насколько нелепы сейчас эти дырки, вся эта искусственность. Он представил себе, как работницы-швеи пропарывают их ножницами или специальными приспособлениями, и завидовал той простой жизни, которую они ведут. Женщины-портнихи с фабрики встают рано, готовят детям и мужу завтрак, затем спешат на фабрику, где долгие часы проводят за машинкой, потом обедают в фабричной столовой, едят суп и шницели и снова возвращаются на свое рабочее место. И они точно знают, что будет вечером: они вернутся домой, приготовят ужин, проверят домашние задания у детей-школьников, поиграют с малышами, постирают, развесят белье на террасах или во дворах домов, уложат детей спать, посмотрят с мужьями телевизор, затем… Затем их ждет супружеская постель, грубоватые ласки мужей, храп любителей выпить. А если мужья уснут сразу, значит – вязанье или книжка на ночь. Прежде, когда Михаэль задумывался над тем, как живут простые небогатые люди, их жизнь представлялась ему пресной, просто смертельно скучной, а теперь он с удовольствием променял бы свою жизнь на их вариант, упорядоченный и спокойный. Ведь в их тихом существовании нет места для вседозволенности и болезненного зуда, называемого желанием получить все и сразу – как происходит с ним, с Михаэлем. Сознание собственного превосходства сыграло с ним злую шутку!

Полицейские все здесь перерыли. Нашли тело Мати. Что ж, пусть теперь ищут ее убийцу. У них работа такая. И пусть Йохан с его матерью хоронят ее останки. Словом, пусть все идет своим чередом. А он, Михаэль, словно и ни при чем. Ай да Мати!

Он покинул лес, сел в автомобиль и направился к замку.

Дома он первым делом пришел к матери. Рассказал, что видел. Заметил, что она, и без того бледная, просто побелела.

– Забыла тебе сказать, Михаэль. Я предложила Татьяне выйти за тебя замуж. Поэтому будь готов к тому, что она станет задавать тебе кое-какие вопросы.

Брови его взлетели вверх. Этого еще только не хватало! Хотя, с другой стороны, надо же как-то остановить Татьяну. А вдруг она все бросит и уедет в Мюнхен?

– А вдруг она все бросит и уедет в Мюнхен? – вдруг повторила слово в слово его мысль мать.

Михаэля передернуло: он ненавидел этот город, его улицы, даже звук этого названия. Мюнхен! Мюн-хен! Дзынь-дзынь – и все по его больной голове. Там тоже земля пахла кровью. И тротуары, и мостовые, и даже стены домов, мимо которых он проходил тем вечером. Да после всего, что он пережил в Мюнхене, как можно настаивать на том, чтобы он снова взял в руки яд? Хотя кто знал, что человек, которого он отравил, начнет пятиться назад, совсем как та, другая? Людям положено ходить вперед, а не пятиться! Они сами виноваты, что все так получилось! Яд предполагает тихую смерть. Без диких взмахов руками, без крови! Но кровь была. Она вытекла из головы того человека, которого он отравил. Он ударился об угол мраморного камина и разбил затылок. В сущности, стоило выяснить, от чего именно он умер – в результате удара макушкой об острый угол или же от сильной дозы яда? Что еще сильно поразило Михаэля – доверчивость людей. Как можно, видя человека в первый раз, предлагать ему кофе или чай и пить вместе с ним, рассуждая о жизни, философствуя? Да от людей надо прятаться, запираться на замки и в каждом видеть потенциального убийцу! И как хорошо, что он, Михаэль, знает об этом, ведь он-то судит по себе! Предупрежден – значит, спасен. Уж он-то точно ни с кем не сядет пить чай или пиво!

Хотя – а так ли это? А «Красная башня»? Разве не пьет он в компании своих дружков, оставляя свой стакан без присмотра, когда отлучается в туалет? Значит, в это время ему в бокал кто угодно может подсыпать яд! Да та же самая Татьяна, которая всей душой ненавидит его. Ее просто трясет, когда он к ней прикасается. Тело ее покрывается липкой испариной и источает неприятный сладковатый запах. Татьяна боится его – она уверена, что он сумасшедший, от которого можно ожидать чего угодно. И он, зная это, ведет себя с ней распущенно, грубо, требует от нее, как от профессиональной шлюхи, удовлетворения самых низменных своих желаний. И все равно: она нравится ему, эта русская женщина, готовая на все ради денег. Хотя разве дело в том, что она русская? Он знал многих немок, которые и без денег соглашались провести время в обществе его друзей, позволяя им делать с собой все, что угодно. Знал и других, тоже немок, причем престарелых, но еще не угасших. Они отправлялись развлекаться в Турцию, покупая любовь красивых мальчиков-турок. Конечно, проблема не в национальности женщин. Причина в том, что ему нравятся русские женщины, и он ничего не может с этим поделать. Русские женщины красивы, естественны, они такие живые, веселые, эмоциональные. Из них получаются прекрасные преданные жены. Так говорят все мужчины, которых он знает. Почти все они имели дело с русскими женщинами.

– А вдруг она все бросит и уедет в Мюнхен? – повторила Лора Бор, и Михаэль вздрогнул. Нет, такого они не могут допустить! Татьяна не должна покидать пределы замка. Тогда они окончательно потеряют покой да и все свои деньги.

– Ты что-нибудь придумала, кроме яда?

– Можно заставить ее помыть окна, а внизу разбить клумбу и установить металлические заграждения с кольями. Я столкну ее, она упадет, и ее тело просто насадится на металлические колья.

– Это долго. Да и подозрительно – установят ограду, и на следующий же день на нее упадет женщина?

– Можно попросить ее забраться на лестницу, а перекладины подпилить.

– Но тогда полиция легко обнаружит это. Сложно и долго.

– Значит, яд. Михаэль, надо поторопиться.

– Пить хочется, – неосознанно, как ребенок обращается к матери, сказал он Лоре. – У тебя есть что-нибудь?

– Сок, – прошептала она чуть слышно. – Персиковый.

– Мама! – Он вдруг понял весь страшный смысл сказанных ею слов. – Я тебя серьезно спрашиваю!

– В холодильнике стоят бутылки. Это – для нас. А в коробке – для нее. Выпей сок, надевай перчатки и иди.

– Но она же в комнате!