условия работы, при которых он утратил или мог утратить свою трудоспособность», карается лишением свободы.

К одной из гарантий следует отнести ст. 47 Кодекса законов о труде, которая лишает нанимателя права увольнять рабочих без уважительных причин:

«Трудовой договор… может быть расторгнут по требованию нанимателя… лишь в следующих случаях:

а) в случае полной или частичной ликвидации предприятия, учреждения или хозяйства, а равно в случае сокращения работ в них;

б) вследствие приостановки работ на срок более одного месяца по причинам производственного характера;

в) в случае обнаружившейся непригодности нанявшегося к работе;

г) в случае систематического неисполнения нанявшимся без уважительных причин обязанностей, возлагаемых на него договором или правилами внутреннего распорядка;

д) вследствие совершения нанявшимся уголовно преследуемого деяния, непосредственно связанного с его работой и установленного вступившим в силу приговором суда, а также в случае пребывания нанявшегося под стражей более двух месяцев…»

Таким образом, добропорядочный рабочий получает гарантию и обеспеченность работой. Но ныне рабочие не знают, как избавиться от этой гарантии после того, как вышел декрет от 26 июня 1940 года, карающий за уход с работ тюрьмой до 4 лет.

Конечно, громадное значение имеют в трудовом законодательстве вопросы социального страхования. Однако в советской действительности оно выглядит так. Например, бесплатное лечение. Действительно, врач бесплатно констатирует у больного ту или иную болезнь и выписывает лекарство. Но больной в аптеке должен платить за лекарство наличными деньгами. Правда, несмотря на дороговизну лекарств, выходит дешево, так как аптекарь вычеркивает из рецепта все и оставляет лишь «аква дистилята» и «натрум-бикарбоникум», т. е. оставляет лишь воду и соду, остальных входящих в рецепт медикаментов «в настоящий момент», по словам аптекаря, нет. Если вы протягиваете ему рецепт на аспирин, он отвечает: «Что вы, что вы, аспирина давно уже нет».

Хина продается только по рецептам малярийных станций. Между тем, малярия охватывает такие пространства, что это отзывается на уплате сельхозналога, так как население лежит вповалку больное. Так было и в том районе, где жил я, на хуторе Скобелевском, и где я попал во вспышку тропической малярии, занесенной на Кубань из Сочи, с Черного моря. Я свалился и от приступов болезни терял сознание. В нашем районе малярийных станций никаких не оказалось, а кроме того, адвокаты и крестьяне не охвачены были социальным страхованием: оно распространялось только на наемных рабочих.

И вот рабочему нужно сделать, по определению врачей, рентгеновский снимок с легких. Превозмогая болезнь и тратя последние гроши, он должен ехать за 1000 километров в гор. Ростов-на-Дону. Оказывается, там очередь на снимки, и до него она дойдет только через месяц или полтора. Он вторично приезжает в срок, но рентгеновский кабинет закрыт на ремонт, и когда откроется, неизвестно, может быть, через месяц, может быть, через два.

И тогда возникает вопрос, где же это социальное страхование и бесплатное лечение и где все достижения советской медицины? Мало провозгласить принцип социального страхования и козырять им, нужно его осуществить и провести в жизнь. У Советов же все остается на бумаге. Они любят хвастаться: «До революции в нашем городе было только 36 кроватей в госпитале, а сейчас 360!» Но они не упоминают, что эти 36 кроватей стояли пустыми, а сейчас все 360 заняты и больные кроме того лежат в коридоре, дожидаясь очереди.

Однако мне могут возразить, что есть же в СССР прекрасные санатории в Крыму, в Сочи и Минеральных Водах, где рабочий в порядке социального страхования может лечиться и отдыхать, и есть же научные учреждения, где советская медицина развивается и шагает вперед на благо трудящихся. Но ведь дивная южная природа, солнце, морские купания, пятигорские источники, и нарзан были и будут независимо от советского социального страхования, а строения и сооружения, дворцы, дачи, гостиницы на 90 % являются награбленным добром.

Пусть так, но этой природой, купаньем, дворцами и минеральными источниками пользовались купцы, «графья и князья», а ныне рабочие и служащие? Нет. В первую очередь едут туда, конечно, кремлевские владыки и их прихлебатели с женами и любовницами, затем опора и защита власти и режима – энкаведисты и военные, затем ответственные партийные работники с таким же женским ассортиментом, затем просто партийцы, и в них вкраплены для коллекции какой-нибудь знатный сталевар, или стахановец-доменщик, или углекоп, конечно, все тоже партийцы, или, наконец, Маруся-трактористка, принятая самим Сталиным, как побившая рекорд в посадке свеклы. Словом, «новая аристократия».

Для рабочих мне известны другие курорты. Так, около станицы Абадэеховской из земли бьет небольшой фонтан воды, издающей серный запах. Какой-то добрый человек поставил около него корыто, сколоченное из досок. Рабочие приходят из города, наполняют это корыто серной водой, накаливают на костре большие камни и бросают их в воду. Когда вода нагреется, они садятся в ванну и говорят, что это помогает от всех болезней.

В жизни приходилось встречаться и с другими картинами. Я приехал как-то по делам кооперации в глухую горную станицу и остановился у знакомого человека. Пришло несколько женщин соседок. Разговорились. Все, конечно, жаловались на колхозную жизнь и на отсутствие товаров в кооперации.

– Но ведь вы же здесь хорошо зарабатываете помимо колхоза, дичкой?

– Да, ходим в горы и собираем и кислицу, и грушу в лесу, – ответила одна из женщин. – Вот я на прошлой неделе несла мешок на спине, устала и села отдохнуть на мосту. Смотрю, дождик идет. Я протянула руку, а она сухая, дождя нет; а это у меня в глазах сечет, и я вижу дождь. Я пошла к доктору, он сказал мне: «Если будете ходить еще собирать груши, то ослепнете».

– И мне то же сказал, – отозвалась другая женщина, – но только у меня в глазах был не дождик, а темные пятна, куда ни посмотрю, везде вижу черное пятно.

Тут же они мне рассказали случай, когда женщина сломала себе ребро: у нее сполз со спины мешок, желая его поправить, она слегка его подбросила и тут же упала с переломленным ребром.

– Но ведь в старое время вы так же занимались сбором и груши, и кислицы и сушили их, а затем возили целыми фурами в хлеборобные станицы и меняли на пшеницу пуд за пуд? – заметил я.

– Так что же вы равняете? Тогда человек запряжет пару быков в фуру и едет в горы, пока дорога есть. Три-четыре раза обернулся, и фура полная. Работали всей семьей, и харчи были, и обувка была, а сейчас в нашей кооперации пустые полки, и я должна десять раз ходить в лес, чтоб купить на базаре ботинки, вот мы и работаем сейчас вместо быков и босые ходим по камням острым и колючкам, тряпок нет даже, чтобы обмотать ноги.

Я как-то поделился этими своими впечатлениями со знакомым доктором, жившим в районном