Он не просто убил троих. Он изрезал их на куски. К тому же после убийства жены он занялся сексом с её трупом. Разные отчёты говорят по-разному, но всё указывает на то, что О’Брайан сломал правую ногу любовника жены молотком и заставил его смотреть, как он убивает жену, а потом занимается с ней сексом, пока та истекает кровью.

«Господи Иисусе, – сказала Демарко. – Не знаю, могу ли назвать это убийство преступлением на основе страсти, но оно явно спровоцировано какими-то сильными чувствами».

«Верно, – сказала Кейт. – А наш убийца, кажется, действует хладнокровно. Если даже им руководят эмоции, то он тщательно их скрывает. Меня интересует вот что: говоря об убийствах, О’Брайан относился к ним, как к чему-то обыденному. Ну да, я это сделал. И что? В таком духе. Это очень схоже с подходом нашего убийцы».

«Да, обыденный подход. Однако он не сидит и не ждёт, когда мы его схватим».

Кейт кивнула, гадая, не цепляется ли за соломинку, желая поговорить с О’Брайаном через десять лет после убийств. Чёрт, она должна проверить всё, особенно когда у них не было ни единой зацепки.

Они были близки к Честерфилду. И мысли Кейт вернулись к судебному заседанию несколько дней назад. Она вспомнила Патрика Эллиса – постаревшего, но в целом не изменившегося. Он был вроде призрака из прошлого, который вдруг вернулся её преследовать, не спросив на это разрешения. Ей было интересно, почувствует ли она то же самое, когда встретится лицом к лицу с Тейтом О’Брайаном. Она видела его всего два раза, потому что расследование завершилось легко и быстро. Тем не менее, она запомнила почти отсутствующий взгляд и скучающий вид человека, который в буквальном смысле плевать хотел на содеянное.

Логан сказал, что в отчётах было написано, что О’Брайан изменился. И вот, о чём думала Кейт: мог ли человек, способный на такое зло, действительно измениться?

***

Это было не так, как показывают в кино, когда Кейт пришлось бы говорить с О’Брайаном через стеклянную перегородку. Вместо этого её и Демарко провели через боковой коридор, который начинался в передней части здания и, петляя, заканчивался где-то в его глубине. Там провожатый передал их вооружённому охраннику, который стоял у большой металлической двери. Охранник открыл её и вернулся на пост у двери.

«Рад снова видеть вас на работе», – сказал охранник.

Это было странное замечание, потому что лицо охранника было Кейт не знакомо. В такие моменты она напоминала себе, что, хотела она того или нет, но Кейт сделала себе неплохое имя, работая на ФБР.

«Я буду здесь, если понадоблюсь», – безучастно добавил охранник.

Кейт и Демарко вошли в помещение. В комнате из кирпича и бетона находилось всего несколько предметов: старый поцарапанный металлический стол, четыре стула и Тейт О’Брайан. Он сидел на противоположной стороне стола от того места, где они стояли. Левая рука была наручниками прикована к небольшой металлической ручке, которая была болтами прикручена к столу. В целом казалось, что он был рад увидеть гостей.

Кейт изучающе смотрела на него, пока шла к столу. Он сильно постарел – десять лет жизни состарили его лет на пятнадцать-двадцать. Она решила, что виной тому были годы заточения в Фэрфаксе до перевода сюда. У него были длинные волосы, спадавшие ниже плеч. Они были кудрявыми и сальными на вид. Кроме того, у него была большая борода, которая отчаянно нуждалась в уходе.

«Вы случайно меня не помните?» – спросила Кейт, когда они с Демарко усаживались на ближайшие стулья.

О’Брайан отрицательно покачал головой, глядя на агентов. «А должен?» – спросил он.

«Я была одной из тех, кто вас арестовал», – ответила Кейт.

«А, – с усмешкой сказал О’Брайан. – Это было так давно. Я стараюсь не вспоминать прошлое».

«Боюсь, что мы здесь именно из-за вашего прошлого, – сказала Кейт. – Я хотела поговорить с вами о том, что вы сделали».

«Зачем? – спросил О’Брайан. – Дело закрыто. Я их убил. Вопросов нет. Я всё признаю. Когда-то я с радостью во всём сознался».

«А сейчас вы сознаете это уже без радости?» – спросила Кейт.

«Да, – печально качая головой, сказал О’Брайан. – За последние несколько лет я сильно изменился. Я уже не знаю того мужчину, который совершил те убийства».

«Я не понимаю, – сказала Демарко. – Хотите сказать, что оставили то событие в прошлом? Теперь вы дистанцируетесь от своих деяний?»

«Можно сказать и так, – ответил он. – Знаете, до того, как меня перевели в Честерфилд, в Фэрфаксе ко мне приходил один мужчина. Он приходил в тюрьму с церковной миссией, читал нам Библию, учил нас о грехе и прощении. Я много думал о его словах, и через полгода принял Иисуса. Поэтому, да,… я больше не идентифицирую себя с тем, кто убил тех людей. Да, это сделал я. От этого уже никуда не деться. Но сейчас я свободен от своего греха и верю, что искупил его».

Кейт не верила своей удаче. Если О’Брайан так изменился, то от него можно было ожидать большей помощи, чем она изначально рассчитывала. Всё получится, если она всё сделает правильно.

«Я рада это слышать, – сказала Кейт. – Сейчас мы занимаемся расследованием, которое пока заглохло на месте. Я вспомнила вас, потому что новые убийства похожи на совершённые вами. Я не говорю об убийстве на почве страсти или похоти, но общая идея та же».

«И как я могу вам помочь? – спросил О’Брайан. – Я же сказал,… я стал другим».

«И это к лучшему, – ответила Кейт. – Если вы дистанцировались от вашего преступления и больше не идентифицируете себя с тем, кем были раньше, вы сможете чётко описать ваши мысли и чувства десятилетней давности. Подумайте о себе, как о другом человеке. Опишите мне этого человека. Расскажите, что он думал, когда убивал своих жертв».

Впервые с их появления в комнате О’Брайан помрачнел. Он сделал глубокий вдох и медленно кивнул: «Мне больно возвращаться к этим воспоминаниям. Иногда я это делаю, просто чтобы напомнить себе, что даже если я прощён, я всё равно совершил те ужасные поступки. Это не похоже на воспоминания о человеке. Это воспоминания о демоне, о монстре. Я помню, как я тогда думал. Вспоминая, я помню всё довольно чётко».

«Я понимаю, что это сложно, – сказала Кейт, стараясь звучать сочувственно, – но вы можете сильно нам помочь. Расскажите всё, что помните».

Она говорила, а он смотрел в сторону. Он смотрел вправо на пустую стену в другой стороне комнаты. Ему было стыдно. Это заставило Кейт думать, что О’Брайан действительно в какой-то степени переродился. Кейт хоть и верила в Бога, но не очень верила во фразы типа «отдал свою жизнь Иисусу». Видимо, О’Брайан верил в подобное, и это изменило его к лучшему.

«Я помню, думал, что если их убью, то не случится ничего страшного, – сказал он. – Она изменяла мне, но я сам это позволил. Я хочу сказать, что на наших вечеринках тоже ей изменял. Мне было больно слышать, что она полюбила другого. Её слова ранили больше, чем мысли о том, как она занимается с ним сексом. Что-то во мне… Внутри меня зародился мрак. Я думал, что если я убью её, потому что люблю, то это будет не так страшно. Но если бы я убил её в порыве ярости, то тогда это стало бы чем-то очень и очень ужасным. Так я себе говорил. Я говорил себе, что убиваю её, потому что люблю, потому что вместе мы разрушили наш брак, но умереть за это должна была она, потому что позволила изменить своё отношение ко мне. Тогда свингерство казалось мне нормальным. Всё было весело и невинно, потому что мы оба были согласны. Но когда в дело вмешались чувства,… мне стало легче их убить».