Пробовать забросить ее на правый берег было бесполезно – слишком далеко, да и деревьев там не было. Но сообразительный Шермилло уже придумал, как ее приспособить в своих целях. Приторочив тело Большого Потниекса к комлю спиннинга, чтобы крупный тройник мог свободно болтаться, кот принялся обматывать блесну леской, пока не прикрепил ее намертво. Теперь можно было попробовать ступить на лед, опираясь на оригинальное орудие и рассчитывая, что крючки будут цепляться за лед. Но Шермилло поступил по-другому.

Собравшись и покрепче сжав спиннинг, кот прыгнул как можно дальше от камня, сразу нарочно упал на брюхо и по инерции заскользил вперед, помогая себе, словно гребец на каноэ, отталкиваться ото льда этим псевдовеслом. К счастью, и спиннинг выдержал нагрузку, и Большой Потниекс не отвязался, исправно выполнив не свойственную блеснам функцию. И хотя по ходу движения Шермиллу два раза развернуло вокруг оси, но берега он все же достиг.

Вот только берегом оказалась вертикально уходящая вверх скала. Шермилло издал досадливый «мяв», не зная, что предпринять дальше: либо попытаться забраться на трехметровую высоту, либо двигаться вдоль скалы вверх или вниз по течению до приемлемого выхода. В любом случае со льда необходимо было убраться как можно скорей, – Шермилло очень любил кушать рыбу, но и очень не хотел сам попасть этой рыбе на обед, по примеру эльфа Баббаота.

– Эй, кто там орет? – раздался вдруг сверху картавый голос.

– Я это, я, Шермилло! – с надеждой откликнулся кот. – А ты кто?

– А я – гоблин Савва, – ответили сверху. – Первокурсник. Выступал на соревнованиях спиннингистов на Ловашне, а потом почему-то здесь, среди скал очутился. Что делать, не зна…

– Ладно, ладно, я тебе после скажу, что делать, – прервал гоблина Шермилло. – Ты меня вытащить отсюда сможешь?

– Вытащить? – переспросил тот.

– Ну поднять вверх, на скалу! А то здесь опасно, лед ненадежный, и вообще…

– А ты, то есть вы, по дереву подняться сможете? – вежливо поинтересовался Савва.

– Еще бы не смогу! – едва не завопил Шермилло. – Я же – кот, пусть и с когтями подстриженными!

– Тогда подождите чуть-чуть…

Наверху послышалась какая-то возня. Шермилло с нетерпением ждал, снедаемый сонмищем чувств – от все увеличивающегося страха оставаться на льду до жуткого желания закурить трубку. А в небе с каждой секундой становилось все темней и темней. Наконец прямо над головой Шермиллы из-за скалы начало что-то выдвигаться, все удлиняясь, затем резко стало опускаться, и кот еле успел отпрыгнуть от ударившего в то место, где он только что стоял, толстого конца дерева. Оно пробило лед, образовав полынью, и начало в нее погружаться. Не медля ни секунды, Шермилло запрыгнул на дерево и, как это умеют делать спасающиеся от собак кошки, вмиг оказался на его противоположном конце, с которого спрыгнул на ровную площадку и предстал перед открывшим рот гоблином.

– Ну что, первокурсник, как дела? – будто ничего не произошло, поинтересовался Шермилло и по-деловому принялся набивать табаком трубку.

– Нормально, – ответил оторопевший Савва. – Только холодно.

– Ничего, скоро согреемся, – пообещал кот и выпустил в темноту колечко ароматного дыма.

* * *

– Да что ты меня все время подгоняешь?! – не выдержал Тубуз. – Дай хоть отдышаться!

– Вперед, вперед! – Буська подтолкнула лекпина в спину, заставляя не идти, а бежать. – У костра отдышишься. Сейчас останавливаться нельзя, не то отморозишь себе что-нибудь, господин Тубузик.

– Ты на что это намекаешь? – оглянулся лекпин.

– Не маленький, сам должен понимать, – серьезно сказала Буська. И тут же, хихикнув, добавила: – На твой нос, на что же еще мне намекать…

Не найдя, что ответить, Тубуз счел за лучшее и в самом деле прибавить шагу, тем более что из-за поворота показалось пламя костра. Но отдыхать у тепла гномиха не позволила. Начинало смеркаться, и до темноты надо было заготовить побольше дров.

Ловко орудуя топориком, Буська первым делом повалила росшую поблизости ель и порубила с нее все ветки, объяснив Тубузу, что спать на лапнике гораздо теплее, чем на голом снегу. Затем очередь дошла до других ближайших деревьев. Мерзнуть и скучать было некогда: Буська рубила, Тубуз таскал и ломал сучья, орудуя выданным Буськой тесаком с толстым лезвием, другая сторона которого представляла собой пилу. По ее же указаниям лекпин вырезал несколько кольев и рогатулек… Закончили работать, когда рядом с костром выросла внушительная куча дров, вокруг почти совсем стемнело, а оба валились с ног от усталости.

От полыхающего костра исходил приятный жар, но Буська не собиралась расслабляться. Пора было просушить одежду и позаботиться об ужине. Гномиха вбила в землю под наклоном к костру несколько кольев и повесила на них курточку, от которой сразу пошел пар. Затем сняла с себя две нагрудные чаши с заостренными выпуклостями, которые были надеты поверх облегающей тело рубахи, заправленной в штаны.

Сделанные из меди и украшенные причудливой чеканкой, чаши крепились между собой медной же застежкой, а сзади – такой же тонкой, но прочной цепочкой. Эти чаши являлись частью традиционного женского костюма гномов и помимо украшения играли сугубо бытовую роль, препятствуя гномам-мужчинам, которые славились своими дурными манерами в отношении особ прекрасного пола, распускать руки.

– Держи, – сказала гномиха, протягивая чаши лекпину. – Пробей топором во льду лунку, набери в них воды и принеси сюда.

Тубуз машинально принял интимную часть женского туалета, но, вместо того чтобы выполнить просьбу, продолжал, хлопая глазами, смотреть на мокрую рубашку гномихи, прилипшую к груди. Хмыкнув, Буська повернулась к нему спиной, вытащила из штанов рубаху, медленно стянула ее с себя через голову и повесила ее на еще один кол.

Раньше Тубуз как-то не обращал внимания на прическу гномихи и поэтому с удивлением обнаружил, что она носит длинную косу. Буська сделала движение рукой, и коса рассыпалась, прикрыв оголенную спину золотой волнистой занавесью. Тубуз шмыгнул носом, а Буська завела руки себе за шею, перекинула волосы на грудь и только потом обернулась.

– Уже принес? – Девушка удивленно распахнула глаза. – Молодец, Тубузик!

– Я – нет, я – сейчас, – словно очнулся тот и, подхватив топор, бросился к реке.

– Топорик не утопи! – бросила вслед гномиха и засмеялась звонким переливистым смехом.

* * *

– Значит, никого не видел, говориш-ш-шь? – переспросил Шермилло у закончившего рассказ Саввы.

– Никого, – подтвердил тот. Гоблин действительно никого не видел после того, как очнулся среди скал. К реке он вышел совсем недавно, когда уже начало смеркаться. Сначала подумал, что перед ним ровное поле, и едва успел сообразить, что это река, как услышал мявканье Шермиллы.